Королева ночи
Шрифт:
Ступни ног, руки, плечи, живот и спина были в царапинах и ожогах, которые получил на кузне и в лесу. И еще очень хотелось есть.
Когда остатки адреналина улетучились, и он наконец расслабился, то ему стало так плохо, что возникло ощущение, будто умирает.
Жить ему, правда, и без этого не хотелось — в его голове все больше зрело убеждение, что дальше всё станет еще хуже.
Не случайно он оказался здесь, ох, не случайно. И обратно его никто не заберет. И он никогда не проснется, если все так и будет продолжаться.
Город — если он выдержит и сможет выжить, чтобы в нем оказаться — окажется каким-нибудь скопищем небольших деревянных, кое-где с вкраплениями каменных двухэтажных хибар, с грязными узкими только кое-где мощеными улицами, по которым бегут ручьи из нечистот. Телефона нет, радио тоже…
Такими были города средневековья, и все вокруг говорило о том, что он находится примерно в этом времени. Слишком многое говорило об этом — точнее отсутствие этого многого и привычного…
Зачем староверам ковать мечи, если можно приобрести охотничьи ружья?
Отчего никто не позвонит в город, чтобы прислали милицию? Почему он не увидел и не услышал ни одного самолета или вертолета, кружащего в небе — в конце концов двадцать первый век на дворе… или нет?
Костик вздохнул и решил, что, если ему сейчас не принесут еду и одежду, то он разнесет всю деревню и все заберет силой. Коль милиции нет, а главное оружие — меч, то он вполне сможет с этим справиться.
Вспомнилась еще одна странность. Он не увидел в деревне ни одной собаки, такое даже в кошмарном сне никому не привидится, друзья человека давно стали частью современной жизни.
Значит все-таки в прошлом, или что еще хуже в другом мире?
Если это так, тогда совсем беда. В любом случае — тут он скрипнул от злости и раздражения зубами — стоит надеться только на себя. Гуманизмом здесь и не пахнет, а значит, каждый выживает в одиночку. Он здесь чужой, следовательно, получит только то, что сумеет сам отобрать, даром ему никто ничего не даст.
Придется воровать кур и овец, находить амбары, вскрывать зерновые ямы и многое другое, если, конечно, хочет выжить.
Костик заворочался, сено смялось, ребра уже болели от твердых досок и услышал во дворе звонкий мальчишеский голос.
— Эй, чужак, ты где? Я тебе одежду принес.
Юноша посмотрел в щель и увидел босоногого мальчишку с объемистым тюком нерешительно переминающегося с ноги на ногу посередине открытого двора — ворота тоже унесли рачительные селяне.
— Я в сарае устроился, — отозвался Костя. — Не бойся, с мелюзгой не воюю.
— Ладно, — рассмеялся мальчишка. — Раз так, то и я тебя тоже не трону.
Он подошел к воротам сарая и потянул створку, сбитую из досок, ржавые петли, скованные вероятно все в той же кузнице протяжно заскрипели.
— Куда спрятался?
Юноша опустил руки и рывком забросил мальчишку вместе с узлом наверх, тот только и успел тоненько и испуганно взвизгнуть. Лет тому было около двенадцати, роста небольшого, вихри темные, скулы выдающиеся, такие были у многих в этой деревне, словно когда-то по этим местам прошли татары.
— Что принес?
— Одежду и еду, как дядя сказал, — пацан успокоился, сел на помост, опустив вниз ноги, разглядывая, как Костик развязывает тюк из широкого домотканого полотна.
— А кто дядя?
— Староста… кто же еще?
На самом верху оказались невысокие сапоги сшитые из грубо выделанной кожи и покрытые сверху какой-то остро-пахнущей берестяным дегтем смесью для того, чтобы не промокали. Подошва была толстая из нескольких слоев кожи и пробитая основательно деревянными нагелями — выглядели они не так уж плохо для деревушки затерянной в средних веках.
Размер тоже оказался его, в качестве носков прилагались портянки — две полоски из серой грубой ткани. Вот уж не думал, что придется такое носить в гражданской жизни, считал, только в армии придется.
Под сапогами оказались штаны из той же домотканой ткани, что и портянки, только окрашенные в коричневый цвет, они показались ему немного великоваты, в узле, правда, оказалась толстая веревка сплетенная из растительного волокна, довольно прочная на разрыв — видимо для подпояски.
Рубашка прилагалась к штанам просторная, из той же ткани, и вполне теплая.
Это можно было носить, хоть Костик несомненно привык к более изящной одежде из разных тканей, а не их одной вытканной из какого-нибудь льна, или… ну в общем из того — из чего ее здесь ткут.
Посмотрев на все это богатство, Костя вздохнул и осмотрел свое тело.
Ноги покрывала густая деревенская пыль, руки, плечи и ноги были в зелени травы, царапинах и потеках засохшей крови. Вряд ли стоило одевать чистую одежду на себя — самому же потом станет неприятно.
Сначала следует вымыться, благо колодец имелся во дворе и над деревянным срубом висело деревянное ведро, которое никто из мужиков еще не догадался унести.
Костик посмотрел с тоской вниз и решил, что сначала следует поесть, хотя бы для того чтобы согреться. Вряд ли вода в колодце окажется теплой, как парной молоко, вероятнее всего ледяной, которую стерпеть будет невозможно…
На дне узла обнаружилась все та же каша, сухая без масла, но зато много — почти полный котелок, ею юноша и занялся. Мальчишка подгреб под себя сухую траву, уселся удобнее, продолжая внимательно его рассматривать.
— Чего тебе во мне не нравится? — поинтересовался Костя с набитым ртом, получилось не очень внятно, но пацан его понял. — Тебе я еще ничего плохого не сделал, чтобы на меня волком смотреть…
— Мне только и не сделал, зато вся деревня говорит, что ты здорово дерешься. Логу голову разбил, а он у нас самый здоровый из парней, во все драки лезет, многим от него досталось, а перед тобой спасовал. А еще кузнеца побил, и другу моему Митьке, он на кузне учеником работает, по шее дал…