Королева пламени
Шрифт:
— Я чуть не решился на побег, — признался Текрав однажды утром, когда вместе с Френтисом пересматривал снаряжение и припасы.
Текрав с энтузиазмом тренировался с оружием, но боец из него был скверный. Числа давались ему гораздо лучше.
— Это случилось вскоре после того, как меня лишили свободы по заявлению кредиторов. Мы с еще одним недавно проданным в рабство придумали сбежать из каравана по пути на виллу нового хозяина. Мой товарищ был здоровенный сильный парень, пристрастившийся к вину и маковой вытяжке так же, как я — к игральным костям. По плану, верзиле предстояло задушить охранника, когда тот подойдет к нашей
— И как, сработало?
— Верзила без труда смог ухватить охранника за горло — но сторожевой пес, натасканный на рабов, откусил моему неудачливому партнеру кисть. После чего единственное, на что его можно было употребить, — так это на пример другим. Пример занял весь день. К вечеру верзила молил о смерти. А я решил удовольствоваться судьбой раба.
— Так почему вы присоединились к нам?
Текрав пожал плечами:
— Я и сам толком не понимаю. Хозяин был добр ко мне. За все годы, что я служил ему, он лишь дважды выпорол меня. К другим он не был столь милосердным, и несчастные искали у меня милости. Я знал, как незаметно и уверенно отвлечь хозяина, занять делами, вином нового урожая, заставить забросить на время придумывание новых пыток, на какие был горазд его мелкий гнусный умишко. Но началась война, прибыли новые рабы. — Текрав вымученно улыбнулся. — В общем, у него появилось слишком много новых игрушек. А я не мог защитить всех.
— Вы присоединились к нам из-за Лемеры и остальных.
— Знаете, мужчине лучше оставаться с семьей.
— Да, лучше, — согласился Френтис, осмотрел свое снаряжение и отдал его обратно Текраву. — Оно тоже в порядке. Спасибо за бдительность и аккуратность. Я буду очень благодарен, если вы возьметесь надзирать за нашим обозом во время марша.
— Брат, я присмотрю за обозом. Но вот что я думаю: быть может, мне лучше получить звание?
— Да? И какое же вы хотели бы?
— Ничего экстравагантного. Быть может, лорд-квартирмейстер?
— То есть главный квартирмейстер. Дворянские титулы может давать лишь королева, — сказал Френтис.
— Конечно! Я надеюсь, в свое время вы расскажете ей о моих полезных качествах?
Надо же. Он свободен всего пару месяцев и уже планирует карьеру. Если доживет, он точно закончит министром королевских работ.
— Я с удовольствием, — заверил Френтис.
Мастер Ренсиаль вернулся на следующий день и доложил, что в Виратеске нет патрулей. Более того, за все путешествие он не видел ни души.
— Странная неосторожность. Непохоже на них, — сказал Лекран. — Обычно на дороге что ни день, так заметишь конный патруль.
— Да, империя всегда тщательно следила за людьми, — согласился Тридцать Четвертый.
— Мы их отпугнули, как в свое время людей отра, когда те явились на наши Бронзовые холмы, — сказала Ивельда.
— Но мы их взяли, — ответил Лекран и притом на удивление вежливо улыбнулся. — Но отдали назад, потому что не обнаружили ничего ценного.
— Сестротрах, твой отец чересчур заврался, — захохотав, объявила Ивельда.
— Я обещал Красному брату, потому мне придется подождать конца этой войны, прежде чем я смогу отрезать тебе голову.
— Надеюсь, меня позабавят твои попытки.
— Заткнитесь, — раздельно и очень внятно выговорил Френтис и свирепо глядел на них до тех пор, пока они не потупились. — Всем командирам: приготовить свои части для выступления на рассвете.
На этот раз виллу сохранили. Группа рабов постарше попросила оставить ее им. Наверное, они захотели поселиться там. Френтис не видел смысла заставлять их идти в поход. По словам Иллиан, от них все равно немного проку в бою. Френтис ехал впереди с отрядом мастера Ренсиаля и убедился сам: местность опустела на мили вокруг. Чем дальше на север, тем запущенней поля, изредка на дороге валялись трупы — наверное, беглецы с теперь заброшенных опустевших вилл. Некоторые виллы сожжены хозяевами.
— Я же говорила тебе, они обмочились и убежали, — смеясь, дразнила Ивельда Лекрана. — То же самое будет, когда мы войдем в город.
Виратеск показался после пятидневного марша — квадратная миля бурых кирпичных строений вокруг естественной гавани. Френтис осмотрел город в подзорную трубу. Да, стена обветшала, в нескольких местах проломы, ров перед нею давно засыпан. И ни единого охранника, и ни одного дыма в городе.
— Там никого нет, — вздохнув, заключил Френтис.
Городские ворота оказались распахнуты настежь, улицы за ними были усыпаны мусором, говорящим о поспешном бегстве.
— Ну хоть кто-нибудь мог бы ради приличия остаться и повоевать хоть немножко, — проворчал Лекран.
— Возьми свою роту и проверь справа, затем выходи к гавани, — приказал Френтис. — Дергач, ты со своими налево. Я с мастером Ренсиалем пойду по центру.
До гавани добрались быстро и без помех. Ехали под пустыми окнами заброшенных домов. На улице попадались только собаки, терзающие брошенные трупы лошадей и коз. Гавань тоже опустела, у берега виднелся затопленный рыбацкий баркас. Френтису показалось оскорбительным, как торчит его мачта.
— Брат, никакой лодочки до дому, — угрюмо объявил обошедший гавань Дергач. — Мы нашли на складе груду тел. Все — рабы, в основном старики.
— Отсеяли ненужное перед уходом, — окинув город взглядом, проговорил Френтис.
Пустые окна будто бы смотрели осуждающе. Мол, эти старики жили бы, если бы не пришел ты.
— Обыщите все здания и соберите все ценное, в особенности оружие, — приказал Френтис. — Нам пригодится все с острой кромкой, даже самый малый мясницкий нож. Лекран, твои люди дежурят на стенах. Вас сменят с закатом.
Френтис поручил своему главному квартирмейстеру убрать тела и сам переносил их к повозкам. Всего их было с полсотни, мужчин и женщин преклонных лет, раздетых донага, поскольку одежда представлялась большей ценностью, чем их жизни. На быстро сереющей плоти остались следы кнута. За стенами Текрав организовал огромный костер из брошенной горожанами мебели. Когда тела уложили на политые маслом дрова, Френтис произнес речь:
— Среди моих людей в обычае прощаться с мертвыми, какой бы веры они ни были. Большинство этих людей, а может, и все знали только рабскую жизнь, предназначенную завершиться рабской смертью. Их выбросили, будто охромевшую лошадь, и забыли о них, не удостоили ни словом, ни жестом. Но мы пришли, чтобы отметить уход наших собратьев словами и сталью. Нас ожидают тяжелые дни, однажды наше дело покажется безнадежным, а к сердцу подступит отчаяние. Когда эти дни наступят, вспомните, что вы видели сегодня, ибо, если мы падем, такой будет и наша участь. Никого не останется, чтобы рассказать о том, что мы жили.