Королева придурочная
Шрифт:
Алина едва успевала отвечать. Сказала, что Ксения воспитывалась в семье видного профессора медицины. Что он эмигрировал с другой семьей в Америку много лет назад, а мать тоже была врачом, но умерла. Наконец, что сама Ксения была замужем, но сейчас разводится, что у нее есть ребенок – мальчик шести лет. Алина мимоходом решила предложить Русту и кандидатуру Вадика. Она догадывалась, что Ксении будет неприятно лицезреть бывшего мужа в непосредственной близости, но ей, Алине, удобно иметь под рукой старого приятеля. Она уже простила ему дурацкие закидоны на прошлом этапе их сотрудничества.
– Есть
Руст, наморщив лоб, уточнил:
– А-а, этот? Занятный кадр. Пусть подъедет ко мне, поговорим. Нам находчивые люди с медицинским дипломом пригодятся. Будет в регионе клиентов подыскивать для нашего пансиона. Я уже и название своей золотой богадельне придумал – «Рай при жизни».
За разговором Руст и Алина не заметили, как стояли в пробках, как ехали по запруженным автомобилями улицам. Наконец шофер затормозил у Смольного, рядом со зданием городской администрации. Полчаса пролетело как пять минут. Обоим предстоял напряженный рабочий день.
Победители праздновали победу всей командой. Проигравшие – Жарковский и Мария – остались вдвоем. Жарковский чувствовал, что разваливается на части: руки, ноги, голова, туловище, – все казалось чужеродным и тяжелым. Обсуждать в таком состоянии стратегию дальнейших действий со своими адвокатами он был не в силах, и только присутствие Марии поддерживало его. Он впервые пригласил верную помощницу в свою петербургскую квартиру.
Мария с любопытством разглядывала обстановку: все здесь еще напоминало о недавно умершей жене главврача: и стоящее в углу инвалидное кресло, и халат, висящий на крючке с боковой стороны шкафа, и кровать со специальным подъемным приспособлением. Оголенный матрац производил жуткое впечатление. Коробочки с лекарствами теснились на подоконнике. Мария отвела глаза. Почему Жарковский не убрал это, почему пригласил ее в такую комнату?
Хозяин наскоро накрыл большой обеденный стол, стоящий в комнате покойной. Продукты они с Марией купили по пути сюда, в универсаме. Жарковский открыл банку консервированного горошка, высыпал его в салатницу, заправил майонезом. Это было любимое блюдо в его студенческие годы – все общежитие увлекалось тогда этой закуской. И избалованную сокурсницу, ленинградку, свою будущую жену, он угощал этим горошком. Сейчас на ее стуле сидела другая женщина.
– Ешь, Мария. Не стесняйся. Да. Совсем забыл, – он засеменил на кухню и принес из холодильника бутылку водки. Затем достал из серванта стопки и наполнил их.
Они выпили не чокаясь, будто хоронили свои мечты о санатории. Возраст человека выдают не морщины, а выражение глаз. Сейчас Жарковский казался стариком. Даже сорокаградусный напиток не добавил блеска его глазам.
– Что-то не идет сегодня, – Жарковский отставил в сторону стопку и тарелку с недоеденным горошком. А ты ешь, ешь.
Но у Марии тоже пропал аппетит, что было для нее большой редкостью.
– Ты, Маша, удивлена, зачем я тебя сюда пригласил. Здесь, сама видишь, тоска, как в склепе. Мне и вправду неохота жить. Без санатория я – никто. Вот ты меня добивалась последний месяц, скажи, зачем
– Не говори так, Виктор. Мы же с тобой уже несколько лет знакомы. Ты всегда был мне симпатичен.
– Но когда-то, когда я был на коне, да и моложе, ты отклонила мои ухаживания.
– Ты был женат. Я же выросла в патриархальной семье, у нас был строгий уклад. Устои закладываются в детстве.
– Ты мне не казалась монашенкой. Сдается мне, что с массажистом вас связывала отнюдь не пионерская дружба.
Мария недоуменно передернула плечами, колыхнула своим главным женским богатством. Опустила глаза:
– Виктор Эдуардович, неужели ты не понимаешь, что я могла бы стать тебе надежной спутницей и опорой на долгие годы?
Марии уже было тридцать восемь лет, шансов устроить свою жизнь, встретить холостого и обеспеченного мужчину у нее было немного. Жарковский хоть и проиграл битву за санаторий, был отнюдь не беден. За время хозяйствования в подведомственном ему учреждении он успел обрасти жирком в прямом и переносном смысле. Одна квартира в Петербурге, другая где-то в курортном районе, машина, пакеты акций, счета в банке. Мария прикинула: даже овдовев, она не останется нищей – Жарковский был значительно старше ее. Мария просчитала положение на много лет вперед.
Впервые за этот трудный день в глазах Жарковского промелькнула искорка жизни. В нем проснулся мужчина и борец. Он посмотрел на Марию. Да, чуть-чуть не в его вкусе. Слишком ярка и напориста. Хотя, когда-то он не брезговал брюнетками и даже приударял за Марией, но после знакомства с Ксенией пристрастия его радикально поменялись. Все же пышные формы Марии вдохновили Жарковского. Он полушутя ответил:
– Если милая Маша избавится от этого ужасного сооружения на своей голове, сделает короткую стрижку, а заодно и цвет волос поменяет на что-нибудь рыженькое, то у нее появятся шансы стать моей супругой. Ты готова, Мария, следовать моим указаниям?
Мария придерживалась консервативных взглядов относительно своего внешнего вида и подсознательно чувствовала, что длинные волосы, сложенные в своеобразную чалму, придают ей уверенности в себе, как борода сказочному волшебнику. Но, чтобы стать женой этого человека, она была готова поступиться принципами. Жарковский уже загорелся новой игрой. Она сейчас отвлекала его от тяжких мыслей о поражении. Как некоторые женщины успокаивают свои нервы шопингом, Жарковский надеялся забыться, ваяя свою Галатею. И еще, конечно, существовал традиционный для мужчин способ разрядки.
Жарковский пригласил Марию в другую комнату. Тут стояла широкая тахта, накрытая светлым покрывалом, и ничто не напоминало о покойной жене хозяина дома. Радушным жестом Жарковский предложил гостье сесть, затем привлек к себе и приласкал. Мария податливо повернулась ему навстречу. Но опытный соблазнитель вдруг понял, что не испытывает привычного подъема. Неужели его мужской век на исходе?
Мария уловила его затруднения, постаралась помочь партнеру, прибегнув к особому массажу, но вскоре отказалась от бесплодных попыток: плоть любовника спала. Оба откинулись навзничь и уставились в потолок.