Королева пустыни
Шрифт:
Повсюду в центральной и южной Месопотамии британская армия создавала неограниченный рынок труда и местной продукции – и в отличие от своих предшественников за это платила. Два южных вилайета с центрами в Багдаде и Басре наслаждались процветанием, неизвестным во времена Османской империи.
Среди всего багдадского штата только Гертруда могла разобраться во множестве рас и вер на севере, востоке и западе от Мосула. В горах арабские племена сменялись курдскими, к западу в пустынях жили езиды – дьяволопоклонники, странная секта, которую Гертруда особенно любила. У их шейхов была уникальная способность брать в руки гадюк, а их прорицатели, как считалось, умели предсказывать будущее. «Дьяволопоклонники сговорчивы и уступчивы, хотя моральные нормы у них свободные», – писала она о встречах с ними, замечая, что в 1915 году они приютили значительное число армянских беженцев. Помимо курдских племен, существовало
Столь тщательно составленное и управляемое, столь успешное в своих занятиях до конца войны, британское правительство Месопотамии грозило развалиться от непрестанных проволочек, пока ждало решения не только о своем будущем в Ираке, но и более серьезного – где будут границы Ирака. Только когда победители собрались, чтобы установить мир, можно было заложить основы для того, чтобы народ Ирака сам управлял собой с ясными перспективами самоопределения. Без такой перспективы многочисленные ростки недовольства меньшинств, часто разжигаемого турками, переросли бы в открытый бунт, угрожающий достижениям трех предыдущих лет. Как писала Гертруда в 1920 году:
«Истина, лежащая в основе всей критики – и потому на эту критику так трудно отвечать, – в том, что мы обещали внедрять самоуправление и не только ни шагу в эту сторону не сделали, но деловито устанавливаем нечто совсем другое. В одной газете говорится, и справедливо, что мы обещали арабское правление с британскими советниками, а построили британское правление с арабскими советниками. И это так и есть».
В сентябре 1918 года Кокс, самый умелый из администраторов, был переведен из Багдада в Тегеран. В этот взрывоопаснейший момент истории Ирака Гертруда оказалась в одной упряжке с его бывшим заместителем А. Т. Уилсоном, исполняющим обязанности гражданского комиссара, – начальником, чье самодурство, карательная политика против диссидентов и предпочтение империалистических методов вернули ее через два года к неприятной правде: он совершенно не сочувствовал самоопределению и был готов на все, чтобы его подорвать и не допустить. И что же теперь будет с мечтой Гертруды?
Глава 13
Гнев
Прозорливый Т. Э. Лоуренс заметил, что один из недостатков Гертруды – склонность восхищаться людьми, которые ей нравятся, лишь затем, чтобы разочароваться в них после ссоры. У нее были приятные рабочие отношения с А. Т. Уилсоном, пока они оба работали под ненавязчивым руководством непредубежденного Кокса. Будучи заместителем, А. Т. занимался текущими вопросами и развитием правительства, а она дополняла его в части обязательств администрации по отношению к местному населению и подгонки нового режима к здешним реалиям. Но А. Т. всегда хотел сам быть руководителем. И теперь не привлекал Гертруду к политике, как это делал Кокс, и не консультировался с ней, принимая решения. Более того, их отношение к арабам в корне различалось. А. Т. с их представителями обращался бесцеремонно, а их лидерам, сколь бы они ни были достойны, уважение оказывал скупо. Гертруде было за него очень стыдно, и, что намного серьезнее, стало ясно, что ее позиция резко отличается от позиции этого «колониального динозавра», как окрестил его Лоуренс. Само слово «самоопределение» выводило А. Т. из себя, а для Гертруды этот принцип являлся священным. «Я могла бы сделать все как надо – если бы мне дали… У нас тут очень смутное время насчет самоопределения… как мне жаль, что сейчас здесь нет сэра Перси», – писала она в январе 1919 года.
Первая мировая война наконец-то закончилась, и Гертруда, выбравшись из очередного приступа малярии, позволила себе некоторое развлечение в своем духе. Она спустилась по Тигру на роскошном пароходе, принадлежавшем одному генералу, побывала на лекции по истории аббасидов и в сопровождении тридцати трех всадников из племени бани-тамим проехалась по пустыне посмотреть на развалины. Еще она впервые в жизни полетела на самолете: «В первые четверть часа мне казалось, что ничего такого волнующего еще никогда со мной не было… День выдался ветреный, аэроплан сильно мотало. Однако вскоре я привыкла, и мне было очень интересно. Буду теперь взлетать при всякой возможности, чтобы лучше к этому привыкнуть».
Весь последний год Хью и Флоренс настоятельно звали Гертруду домой в отпуск ради поправления ее здоровья и избавления от палящего багдадского лета. Она часто отвечала, что не может уехать, поскольку очень нужна здесь. Сейчас, отстраненная от самых важных совещаний, она вынуждена была посмотреть правде в глаза: А. Т. от нее не зависит. И все же, писала она своим родным, в ней нуждаются арабы, и, возможно, более чем когда-либо. Хью тогда сообщил, что мог бы сам посетить ее в Багдаде, и мысль показать ему свой мир стала для нее огромным удовольствием. Но когда уже приближалась дата приезда Хью, вмешался долг в виде Парижской мирной конференции. Выяснилось, что А. Т. хочет отправить туда Гертруду до своего прибытия – чтобы она ходила на заседания, представляла месопотамские интересы и держала его в курсе. Было решено, что Гертруда сперва отправится в Англию, потом в Париж, и там на несколько дней к ней приедет Хью. Мысль о возвращении в Лондон ее не грела. Не было никакого желания встречаться с большинством старых друзей или посещать старые места: все будет напоминать о Дике Даути-Уайли, об остроте их последних дней вместе и о последовавшем долгом страдании. А настоящие друзья поймут, она это знала. Гертруда написала одной из таких подруг, дочери лорда Алсуотера Милли Лоутер – одной из немногих, с кем хотела бы встретиться. Они с Милли подружились в отделе раненых и пропавших без вести в Лондоне, после гибели Даути-Уайли. «Когда я приеду, мне очень понадобится твоя помощь и понимание. Трудно будет вписаться в английскую жизнь, и мне заранее страшно. Тебе придется помочь мне, как ты это раньше делала».
Отец полностью понимал ее чувства и придумал план, позволявший аккуратно обойти все светские обязанности в Лондоне. Он знал, что большую часть времени Гертруда потратит на магазины, покупая одежду. Когда они проведут несколько дней в Париже, почему бы им вдвоем не покататься на автомобиле по Бельгии и Франции и не съездить морем в Алжир? Гертруда с колоссальным облегчением стала ждать этого путешествия. Но больше всего, писала она, хочется ей встречи с родными. А второе желание – баранья нога по-йоркширски.
В марте 1919 года она написала из Парижа Флоренс, что для нее значило оказаться снова с Хью: «Не могу тебе передать, как это было прекрасно, что он последние два дня провел со мной. Он был милее, чем можно передать словами, и настроение у него было отличное, и выглядел чудесно. Я едва могу поверить, что три года войны промчались над его головой с нашей последней встречи».
Отец и дочь всегда умели продолжать с того места, на котором расстались, и время не могло уменьшить их взаимную преданность. Встреча их была восторженной. Потом они повидались с Домнулом и пообедали с лордом Робертом Сесилом – ее бывшим начальником в отделе раненых и пропавших без вести. Через несколько дней Хью уехал, а Гертруда взялась за работу.
В марте 1918 года революционная Россия под властью большевиков подписала с Германией договор, оставив союзников – Францию, Британию, Италию и Америку – продолжать войну в Западной Европе. Англичане продолжали теснить турок на север в Аравии, надеясь открыть новый фронт на северо-западе через Австрию и ударить по Германии через незащищенную южную границу – эту надежду пришлось оставить после катастрофы 1915 года в Дарданеллах. Сперва освободившаяся от конфликта с Россией Германия смогла сосредоточить усилия на этих фронтах и организовать шесть месяцев яростных атак против позиций союзников от побережья Северного моря в Бельгии до швейцарской границы на юге. Союзники держались, пока немецкая армия не выдохлась, испытывая дефицит техники, сапог и провизии. К августу боевой дух немцев сильно упал. Британцы собрали тайную армию примерно из ста тысяч свежей пехоты, сопровождаемой сотней недавно изобретенных танков Черчилля. Они ударили в слабый центр немецких линий, выбивая войска из траншей и гоня их милю за милей по территории, которую не могли добыть четыре года боев. Тут же французы на севере и американцы на юге ударили по немецким траншеям. Немецкий главнокомандующий признал поражение, и через несколько дней Германия запросила мира.
И когда мир был уже совсем рядом, союзники стали бороться друг с другом – эта борьба задержала Гертруду еще на три года и едва не загубила все ее дело в Аравии. Сперва союзники не могли договориться, гнать ли немцев до самого Берлина – это опустошило бы страну, но дало бы незабываемый урок. Маршал Фош – француз, главнокомандующий союзными войсками – заявил, что дальнейшие смерть и разрушение никому не нужны. Союзники создали документ о перемирии, который признавал немцев побежденными, им предстояло смириться с полной демобилизацией своей армии и передачей военного флота англичанам. Немцы подписали этот документ в одиннадцатый день одиннадцатого месяца, и огонь прекратился. Тем временем британцы вышли на турецкую границу. Турки очистили Аравию, но созданные ими проблемы оставались.