Королева пустыни
Шрифт:
Вопреки всем трудностям, Гертруда считала, что время настало. Для Ирака самоуправление должно было стать британским решением, британцами созданным и британцами поддерживаемым. Другие члены прежнего арабского бюро тоже были очарованы арабами и цивилизацией, которую они создали и которая процветала до пяти столетий турецкого гнета. Честолюбивая цель восстановить свою древнюю культуру казалась эмоциональной, но при этом отличалась и прагматичностью. Ни у какой страны сейчас не могло быть ни воли, ни ресурсов, чтобы колонизировать Аравию или хотя бы какие-то ее части.
Лорд Китченер писал: «Если арабская нация помогла Англии в этой войне, которую нам навязали… Англия даст гарантию, что никакая внешняя интервенция в Аравии не произойдет, и окажет арабам всяческую помощь против внешнего насилия или агрессии». Обещание было дано, и Гертруда считала, что должна делать все возможное для его выполнения. Предложения менее достойных политических действий или империалистические
«Я предлагаю допустить, что благополучие и процветание Ирака не являются несовместимыми с благополучием и процветанием любой другой территории в мире. Полагаю аксиомой, что если мы отмахнемся от вопроса о будущей администрации Ирака, то сделаем это под влиянием каких-то соображений, не имеющих отношения к благополучию самой страны и ее народа, и будем виновны в бесстыдной намеренной бесчестности, еще более отвратительной и презренной из-за наших неоднократных заявлений о бескорыстной озабоченности судьбой местного населения».
Эта ее ярость защитницы была направлена не только на политиков, но и на военных. Вскоре после оккупации Багдада в 1917 году британские войска вошли в контакт с самыми южными из курдских племен. Те тогда восстали против турецких поборов, отчасти в ответ на циничные действия младотурок, отчасти из-за стремления к национальной автономии в области, исторически служившей горячим плавильным котлом противоречивых интересов. Были два курдских племени – хамаванд и сулеймания на гористой границе с Персией к северо-востоку от Багдада и кочевое племя джеф дальше к северу, рассеянное по западному берегу реки Диала. Была и третья курдская область, сосредоточенная вокруг города Киркука, примерно на полпути между Сулейманией и Диалой. Эти племена ответили отказом на турецкое требование джихада против союзников. И действительно, хамаванд приветствовал британскую армию, считая, что англичане станут благожелательными оккупантами важного города Ханикин, к югу от Сулеймании. Главой Ханикина был Мустафа Баджалан.
В описании ужасной судьбы, постигшей Ханикин и курдские племена, гнев Гертруды виден ясно. Также очевидна причина ее презрения к покойному главнокомандующему генералу Моду. Кокс настаивал на важности оккупации армией Ханикина, пусть даже номинальной, для соблюдения британских интересов и влияния. Мод отказал в связи с недостатком войск. Тем временем к городу подходил казачий полк. Русские были союзниками британцев, прибыли с британского согласия, и курды не считали их противниками. Тем не менее чем ближе они подходили, тем больше появлялось сообщений об эксцессах, происходивших в других местах, сеявших панику и отчаяние. Казаки заняли Ханикин в апреле 1917 года, и тут же пошли слухи о том, что они опустошают город, насилуют и грабят. Мустафа Баджалан, отступивший в Сулейманию, умолял прислать хотя бы политического агента, чтобы наблюдать и сдерживать действия русских, но генерал Мод снова отказал. В «Обзоре гражданской администрации Месопотамии» Гертруда пишет: «[Мод] не видел способа действовать в соответствии с опасениями, что трения между союзниками могут порождаться неустранимой разницей в наших методах обращения с местным населением». У казаков обращение оказалось такое, что курды стали предпочитать турецкую оккупацию, как бы тяжела она ни была. Мустафа-паша, глава Ханикина, прибыл в Багдад лично доложить о разорении, убийствах жителей и угоне скота. Кокс в третий раз обратился к военному командованию с просьбой пересмотреть свою позицию. Ему ответили, что «сомневаются в точности сообщений из Ханикина», и отказались создавать сложности между союзниками. Они даже передали жалобу Мустафы-паши русскому командиру, который – неудивительно – ответил, что британское вмешательство было бы ненужным и непрошеным. Как только русские ушли, Ханикин снова заняли турки, захватив головные узлы каналов и перекрыв потоки воды на юг, где она была необходима для посевов. И лишь в декабре британцы смогли выбить оттуда турок. Гертруда писала: «Нигде в Месопотамии не видели мы такого несчастья, какое встретило нас в Ханикине. Русские сняли урожай, турки тщательно подобрали колоски и, уходя, бросили город в совместное владение голоду и болезням».
Услышав, что будет помощь, курды хлынули с гор обратно в город, пораженный голодом и тифом, умирать или поправляться в английских лагерях и госпиталях. Британская армия раздавала запасные пайки и платила наличными за то, что брала сама, но расположения курдов это уже не вернуло. Когда открылась дорога на северо-восток, Персидская дорога, возникла глубокая неприязнь к союзникам, потому что поведение казаков стало очевидным. К тому же деревня, представлявшая собой постоянную угрозу коммуникациям, была разбомблена британскими самолетами. Тем временем русскую армию охватила революция, она вышла из-под контроля союзников и сражаться рядом с ними больше не хотела.
Курдская трагедия на этом далеко не закончилась. Хотя вожди и знатные курды в Сулеймании собрались на встречу и создали импровизированное курдское правительство, но из-за отхода британских войск от Киркука с целью открыть Персидскую дорогу туркам снова удалось оккупировать территорию. Беженцы из каждого уголка стали объектами мести, беззащитными перед любым племенем или армией. Гертруда писала Чиролу в декабре 1917 года: «Мы взяли Ханикин. Племена спускаются с севера, тащат с собой армянских девушек – татуированных, как бедуинки; я видела некоторых из них в Багдаде. Домнул, какой это ужас! Реки слез, потоки людского горя – вот что такое эти беженцы».
Наконец британцы заняли Мосул в ноябре 1918 года. Теперь снова появилась возможность установить мир в стране, но двумя годами ранее соглашение Сайкса – Пико объявило Мосульский вилайет французской «сферой влияния». После всего, что им пришлось вытерпеть, курды были в волнении. Они не знали, и еще год им не говорили, кто им предоставит – если предоставит – национальную автономию, не знали, где будут границы. Гертруда дымилась от злости. Одинокие политические агенты, невоспетые герои месопотамской администрации, были поставлены командовать неопределенными районами, с парой клерков в качестве помощников и двумя-тремя вооруженными солдатами охраны, и им велели поддерживать мир. Трое из них были убиты в Амидии, Захо и Бира-Капра вместе со своими отрядами.
Парижская мирная конференция всем и сразу показала, что невежество Запада по отношению к Ближнему Востоку сравнимо только с отсутствием интереса к нему. А. Т. в Париже отметил:
«Здесь было много экспертов по западной Аравии, военных и гражданских, но ни один, кроме мисс Белл, не имел знаний об Ираке или о Неджде из первых рук, и Персии тоже. Само существование шиитского большинства в Ираке тупо отрицалось как игра моего воображения одним “экспертом” с международной репутацией, и мы с мисс Белл нашли невозможным убедить делегации военного министерства или министерства иностранных дел, что курды в Мосульском вилайете многочисленны и могут доставить много хлопот или что Ибн Сауд – сила достаточно серьезная, чтобы с ней считаться».
Путешествуя среди курдов в своих экспедициях, Гертруда писала, что «просто влюбилась» в них, но они были – и сейчас остаются – особой проблемой для любой администрации. Жители северных пределов Месопотамии с доисторических времен, они постоянно воевали со своими соседями, вся эта область – мешанина многих рас и вер, суннитов, шиитов, христиан. Еще они были рассеяны по Турции и северной Персии. Гертруда признавала, что арабский национальный идеал, если бы таковой был возможен, курдам бы не подошел, и она всю оставшуюся жизнь старалась запрячь их нарождающиеся национальные надежды в ярмо службы миру и прогрессу. В данный момент по курдистанскому вопросу иракской администрации приходилось тянуть время – отчасти потому, что не было войск, способных поддерживать порядок на этой территории, отчасти потому, что граница между Турцией и Ираком отсутствовала еще много лет. Так же не были едины друг с другом все три группы месопотамских курдов: курды Киркука отрицали любую связь с курдами Сулеймании. Тем не менее они были едины в требовании «курдского независимого государства под нашей протекцией, – писала Гертруда, – но что это должно значить, не знают ни они сами, ни кто-либо вообще… вот такой вот курдский национализм…» Небольшой курдский контингент присутствовал на Парижской мирной конференции, требуя себе собственную страну, но никто не был готов их слушать, и немногие делегаты вообще знали, кто они такие и откуда приехали.
После тура с отцом весной 1919 года Гертруда снова погрузилась в дело конференции, потом провела остаток лета с родными в Англии, избегая приглашений друзей. «Любимая мама, больше всего мне хочется видеть тебя», – сказала она Флоренс.
Флоренс, тщательно обдумывавшая домашние проблемы падчерицы – «жена мне нужна!» – уже приготовила почву и могла предложить решение. Ее француженка-горничная Мари Делэр была готова, если Гертруда захочет, поехать с ней в Багдад и стать там ее камеристкой, швеей и экономкой. Гертруда наняла Мари в 1902 году, за семнадцать лет до этого, за «22 фунта стерлингов [в год] и стирка за ее счет». С той поры Мари прижилась у Беллов, обслуживая Гертруду при всех ее возвращениях в Англию. Предыдущий хозяин написал в рекомендации Мари, что у девушки плохой характер, но Гертруда «хорошо с ней поговорила» с самого начала и нашла ее вполне покладистой. Сама Гертруда не была легким человеком, но Мари служила ей преданно и, несомненно, гордилась ее славой. После долгих лет содержания гардероба не менее привередливой Флоренс и будучи всего лишь одной из служанок среди многих, Мари не могла не воспринять поездку с Гертрудой в Ирак как колоссальное приключение. Она будет занимать две новые комнаты, которые Гертруда добавила к одному из летних домиков, и станет всячески помогать своей хозяйке. И вот в конце сентября, после второй поездки на Парижскую конференцию, Гертруда села на пароход, идущий в Порт-Саид, вместе с Мари. Француженка оказалась чудесным путешественником и наслаждалась каждой минутой поездки. «Никогда я не была так хорошо одета на пароходе, – писала Гертруда домой 26 сентября. – Это Мари исследует ящики и каждый день достает свежий наряд».