Королева пустыни
Шрифт:
В вилайетах Багдада и Басры наблюдался дефицит продовольствия. На севере, вокруг Мосула, где еще держались турки, зимой 1917/18 года умерло от голода десять тысяч человек. Летних дождей не случилось, а закрытие мосульской дороги до британской оккупации в октябре перерезало все пути снабжения Багдада зерном и фруктами. На берегах Тигра все сельское хозяйство было в буквальном смысле разрушено. В момент созревания посевов вокруг Багдада и Истабулата происходили военные действия, и что не съели турки, то сгорело. Повсюду перекрывали водные потоки для облегчения строительства шоссейных и железных дорог для армии. Существовавшие каналы затянуло илом. Кербелу залило, а прорыв Саклавияхской плотины так снизил воды Евфрата, что посевная оказалась нерезультативной. В других местах не имелось горючего для насосов, закачивающих воду в ирригационные системы.
Человеком,
Для начала надо было определить и зарегистрировать землевладение: ни один крестьянин не станет ничего выращивать, если ему не гарантировано владение или аренда. Под владычеством турок провинции Басра и Багдад облагались налогами со стороны пяти разных правительственных департаментов, которые вмешивались в обыденную жизнь на каждом шагу, – система, прямо призывающая к казнокрадству и коррупции, и этот призыв, как сухо предупреждала Гертруда преемников Гоббса в Багдаде, редко встречал отказ.
Эта турецкая неразбериха была не единственным источником путаницы. Землевладельцы, регистрируя свои земли, обычно описывали границы в терминах столь зыбких, что оценить площадь становилось просто невозможно, и указывались имена несуществующих людей. «Восток, север, запад и юг, сад Хаджи Хасан-Бега», например. Шариатский закон наследования тоже порождал курьезные оценки земли и налога. «Он приводил к такому дроблению земельных участков, что зарегистрирован случай, когда одна финиковая пальма и участок, едва лишь достаточный для ее роста, принадлежали партнерству в составе двадцати одного человека», – отмечает Гертруда.
Доббсу выпало на долю разобраться и постараться извлечь смысл из отдельных клочков бумаги, валявшихся на полу после эвакуации турецких учреждений, ответственных за регистрацию земельных сделок, чтобы создать новую систему регистрации земли. Еще он должен был создать возможность возделывать землю путем расширения и управления оросительной сетью, очистки каналов и распределения воды из рек, поднимающихся весной на двадцать и более футов.
Даже администраторы сидели на жестких пайках. Еда в офицерской столовой, где питалась Гертруда, была рационирована и однообразна. Как бы мало Гертруда ни жаловалась, как бы ни привыкла мириться с лишениями в путешествиях, но хорошей еды ей не хватало. Друг семьи, полковник Фрэнк Бальфур, ставший впоследствии военным губернатором Багдада, «Милый Фрэнк» Гертруды, рассказывает, как однажды подсел к ней за ужином. Когда оказалось, что трапеза состоит из отварной солонины – уже четырнадцатый день подряд, – Гертруда его поразила, отбросив с отвращением нож и вилку и разразившись слезами. Она написала Чиролу 9 ноября 1918 года:
«Нам приходится самих себя кормить, и трудно на сухарях чувствовать себя Геркулесом. Масла у нас не было все лето, а когда бывает, то очень нежирное. Я забыла вкус картошки. Мясо едва можно прожевать, курятина такая же, молоко разбавленное – как же от него тошнит! Когда так плохо себя чувствуешь, начинаешь все это ненавидеть… да пошлет нам Небо хороший урожай в будущем году».
Обязанность внедрять новую сельскохозяйственную политику лежала на политических агентах окружающих провинций. Проводились собрания землевладельцев, объявляли новую схему развития сельского хозяйства. Британская помощь должна была поступить в виде семян, денег и орошения, но если землевладельцы не пойдут на сотрудничество, они свою долю в будущем урожае утратят. Если земля не будет обработана в течение определенного периода времени, ее могут изъять. Местным политическим агентам дано было право раздавать небольшие наказания за такие, например, проступки, как нарушение правил ирригации. Гертруда постоянно напоминала об осторожности и терпимости, и ее слушали. В 1919 году ирригация и сельское хозяйство без потрясений были переданы в ведение гражданских органов власти, укомплектованных местными жителями, которые теперь могли принять на себя такие обязанности. Естественно, план наиболее успешно проводился в жизнь там, где управление было лучше, но весенние посевы 1918 года поддержали гражданское население и еще обеспечили примерно 55 тысяч тонн зерна для армии. Предусмотрительно был заложен дополнительный семенной фонд на случай неурожайного года, но сейчас его стало возможным распределить бедуинам и курдам по обе стороны границы. Голод Месопотамии больше не грозил.
Из юридического департамента Судана прибыл Эдгар Бонэм-Картер, впоследствии сэр Эдгар, и был назначен на должность старшего судебного офицера и затем судебного секретаря в Багдаде. Гертруда считала его человеком вежливым и официальным, «слегка суховатым», но искренне его приветствовала. Когда британцы пришли в Багдад, суды не функционировали, помещения их были ограблены, турецкие судьи и служащие судов сбежали, записей не осталось. Обычно оккупационная администрация старается сохранять, насколько возможно, системы, с которыми население привыкло иметь дело. Скрывшись в своем кабинете на восемь недель ради тщательного изучения головоломно сложной системы османского правосудия с целью сохранить от нее все, что возможно, консультируясь с Гертрудой по поводу племенного и религиозного права, Бонэм-Картер пришел к выводу: система ни на одном уровне работать не может.
Первым шагом стало объявление арабского языком всех юридических процессов: гражданских споров, уголовных дел и семейного права со всеми его религиозными последствиями. Суд малых дел и суд магометанского права были открыты сразу же в качестве гражданских судов параллельно традиционной системе, основанной на Коране и следующем из него шариатском законе. Позже были открыты, работали и использовались суннитами еще тридцать судов магометанского права, но проблему представляли шииты, которые предпочитали со спорами обращаться к собственным религиозным лидерам – муджтахидам. С этого момента дела шиитов передавались в новые суды в качестве первой инстанции, как дела иудеев и христиан, и там решались судьями, выбранными соответствующими общинами.
Цель заключалась в том, чтобы создать сессионные суды, состоящие из британских и арабских судей, совместно работающих в отправлении правосудия. Трудность была в том, чтобы найти британских судей, говорящих по-арабски, или арабов с юридическим образованием. Почти никто из турецких судей не знал закона лучше, чем средний клерк, а поскольку и жалованье их было примерно как у клерков, они проявляли большую склонность к взяткам. Говорилось, что в Месопотамии есть только два честных судьи, и взятка оставалась единственным способом для гражданина добиться судебного решения. До войны была одна приличная школа права в Багдаде, и сейчас она снова открылась с оговоркой, что все преподавание должно вестись исключительно на арабском. Студенты, которым не удалось закончить четырехлетний курс, были приглашены обратно, и человек пятьдесят вернулись завершить свое образование.
Многочисленные недостатки турецкого права являли собой справочник, чего не надо делать. Теперь же число судей было по необходимости ограничено количеством специалистов достаточной квалификации, а их жалованье подняли до респектабельного уровня. Новый уголовно-процессуальный кодекс построили по суданской модели, которая проявила себя ясной и работоспособной. Организованы были уголовные суды четырех классов с апелляционным судом, приговор которого являлся окончательным. Красота новой юридической системы заключалась в деталях и в учете местных условий. Уголовные дела должны были рассматриваться на месте – и не Гертруда ли настояла, чтобы процесс происходил в пределах поездки на верблюде или осле от обвиняемого и свидетелей? Дела требовалось решать быстро: при турках закон был так сложен, что дело о каких-нибудь червивых финиках могло тянуться годами. Наказания смягчили, а в отдаленных районах, где позволялось сохранять законы деревни или племени, главам общин запретили выносить смертный приговор.