Королева Шотландии в плену
Шрифт:
Мария скрестила руки и воскликнула:
— Вы просите меня развестись с отцом ребенка, которого я ношу. Я никогда не сделаю этого.
— Значит, вы ждете ребенка?
Мария опустила голову.
— Я с нетерпением жду его рождения, — сказала она. — Я страстно желаю иметь живое существо, напоминающее мне о нем.
Мелвиль печально посмотрел на нее. Была ли еще когда-нибудь столь несчастная женщина? Свергнутая со своего трона! Верная убийце, дитя которого она носит! Ее действительно надо уговорить подписать отречение.
— Пожалуйста,
Совершенно огорченный, Мелвиль покинул ее апартаменты. Ему придется доложить о своем провале Линдсею и Рутвену.
В ту ночь Мария проснулась от боли. Она с тревогой позвала Джейн Кеннеди.
— Приведите ко мне моего аптекаря, — едва выговорила она. — Я умираю.
Проснувшийся аптекарь пришел к ней с Мари Курсель. Взглянув на свою госпожу-королеву, он обернулся к двум женщинам и, заломив руки, закричал:
— Королева смертельно больна.
Затем он опомнился и стал отдавать указания. Он хотел позвать врача, но Мария запретила ему.
— Я имею основания доверять только вам троим в этом замке. Сделайте для меня то, что сможете, а в остальном будем уповать на бога.
Аптекарь приготовил ей горячую микстуру, и когда Мария выпила ее, он шепнул Джейн:
— Чего можно ожидать! Она столько выстрадала. Это может повлиять на ребенка, которого она носит.
— Она в опасности? — шепотом спросила Мари Курсель.
— Роды всегда опасны, а неестественные роды вдвойне.
Мария металась в постели, звала Ботуэлла и маленького Джеймса, затем забормотала по-французски, явно в беспамятстве, в то время как Джейн и Мари стояли на коленях и молились, чтобы их госпожа выкарабкалась из нового испытания, как и из всех других. Их молитвы были услышаны, и до наступления утра Мария родила двух мертвых, близнецов.
— Она поправится при хорошем уходе, — заверил их аптекарь.
Мари и Джейн обменялись взглядами. «Близнецы Ботуэлла!» — подумали они. Им хотелось надеяться, что эта потеря его детей положит конец его связи с Марией.
После выкидыша Мария не оставляла своей постели. Она чувствовала себя слабой физически, но, как ни странно, могла теперь рассматривать будущее в ином свете.
Она оплакивала потерю близнецов и думала о них постоянно. Его близнецы. Она не могла не думать, насколько они могли бы походить на него, и содрогалась, размышляя о том, каким могло стать их будущее.
Но она переставала быть безучастной. Теперь, уже не будучи беременной, она обратила свои мысли на возможности побега, а желание вновь отвоевать свою корону разгорелось сильнее, чем когда-либо с тех пор, как ей пришлось отступить у Карберри Хилла.
Она лежала в постели, наблюдая за дикими гусями, летящими через озеро, прислушивалась к шагам часового за окном и то и дело задумывалась о том, находится ли до сих пор в замке тот мальчик с выразительным лицом, пытавшийся сказать ей своим взглядом то, в чем опыт длительного пребывания при французском и шотландском дворах научили ее разбираться. Пока она лежала так, в комнату вошла Джейн Кеннеди и сказала ей, что Мелвиль снова в Лохлевене и что теперь он вместе с Линдсеем и Рутвеном требует, чтобы их немедленно проводили к королеве.
— Я приму их, — сказала Мария; и через несколько минут они уже были у ее постели.
Мелвиль выразил сожаление по поводу того, что она все еще больна, и надежду, что она вскоре поправится.
Она кивнула в знак признательности за его добрые пожелания, но ее глаза устремились на сверток, который он принес, в котором, как она догадалась, находились документы, касающиеся отречения. Взгляд ее карих глаз ожесточился, когда она заметила устремленный на нее недобрый взгляд черных глаз Линдсея.
— Я думаю, что знаю, чему я обязана вашим приходом, милорды, — произнесла она с едва уловимым сарказмом.
— Сэр Роберт Мелвиль уже ознакомил вас с желаниями конфедерации лордов, — начал Линдсей.
— Но это же не мои желания, — отпарировала королева.
— Вы поймете, мадам, что в свете вашего теперешнего положения ваши желания не имеют особого значения.
Его тон был оскорбительным, и это подавляло ее. Должно быть, Линдсей Твердо верил, что ее надежды на побег слишком ничтожны, раз он так неуважительно обращался с ней. Как она ненавидела его! Она обратилась к Мелвилю:
— Я дала вам ответ, когда вы в прошлый раз посетили меня. Неужели вам необходимо снова причинять мне страдания?
— Боюсь, что так, ваше величество, — успокаивающе ответил Мелвиль. — Мне хотелось бы посоветовать вам, и я уверен, что это в ваших интересах, подписать акт отречения.
— Подписаться, что я отказываюсь от моего трона? Я не могу понять, какая мне польза от этого.
— Ваш сын взойдет на трон, как вы и полагали, что он когда-то сделает это.
— Но этот день еще слишком далеко, — горячо возразила она и удивилась собственной пылкости; ведь еще совсем недавно она желала только смерти.
Мелвиль подошел к ней поближе, как если бы собирался сказать ей что-то, чего не должны были услышать остальные.
— Мадам, — произнес он, — для вас будет лучше подписать. Это мнение ваших друзей.
— А кто мои друзья? — с горечью спросила она. — Где они?
Мелвиль вытащил свою шпагу и положил ее на постель.
Затем вынул из ножен письмо. Он протянул его ей и прошептал:
— Оно от сэра Николаса Трокмортона, посла королевы Англии, как вам известно, ваше величество. Он сейчас в Эдинбурге и сказал мне, что его государыня глубоко шокирована нанесенным королевскому достоинству оскорблением, которым считает заключение вас в эту крепость.