Королева в придачу
Шрифт:
«Очаровательная дама», – подумал Брэндон, глядя ей вслед. Ох, уж эти француженки! Она боится совершить измену, говоря одновременно о муже и о любовнике! И тем не менее он не мог не почувствовать, что слабая и влекущая Жанна Дизоме взволновала его. Вечером он снова встретил её, идя к себе. Жанна появилась светлой тенью в темном переходе, поймала его руки...
– Я буду решительна и бесстыдна. Вы спросите, почему я вся дрожу? О, это не из-за холода или пережитого сегодня страха. Это потому, что прикасаюсь к вам, мой прекрасный спаситель.
Ее дрожащий шепот взволновал его, но Чарльз молчал. Конечно, эта интрижка с женщиной, предлагающей себя, ни к чему не обязывает. Мэри тоже предлагала
В проеме прохода мелькнул свет, послышались голоса, и Брэндон быстро увлек Жанну за колонну. Она тут же обняла его, видимо, ожидая поцелуя. Но его не последовало. Брэндон неожиданно подумал – отчего эта дама так льнет к нему, когда рядом с ней находится самый высокий покровитель в королевстве? Он уже совершенно трезво отметил, что ему не стоит портить отношения с Франциском, и мягко разнял обнимавшие его руки.
– Вы восхитительны, мадам. Но вас любит герцог Ангулемский, а я не намерен становиться его соперником. К тому же мне надо выспаться перед охотой. – И добавил почти грубо: – Как говорят у нас в Англии – лучше женской ляжки только олений окорок.
Мадам Дизоме задохнулась от возмущения и обиды. Как он смел отвергнуть её? Когда сам Франциск позволил ей лечь с ним, муж уступил, а герцогиня Луиза приказала! Жанна представила их неудовольствие, и внезапно ощутила прямо ломоту в теле. Ей хотелось этого мужчину.
А Брэндон, уже улегшись в холодную постель, подумал, что было бы неплохо ощутить рядом горячее женское тело, согреться, ощутить огонь в крови... Но холодные простыни скоро остудили его пыл, и он забыл о Жанне, вспоминая свою Мэри. Ему было хорошо оттого, что остался ей верен. «Я люблю её», – подумал он, и эта мысль странно успокоила его. Он уже с недоумением размышлял о том, отчего раньше и глядеть не хотел на других женщин, а сегодня едва не поддался чарам француженки. Не оттого ли, что Мэри уже не является для него недосягаемой, принадлежит ему? И ещё его смущало, что над его отношениями с Мэри, над его любовью словно бы тяготеет сознание того, что она выполняется по приказу. Он заставил себя не думать об этом. Сознание повеления сверху вносило в его чудесную любовь чувство горечи и стыда.
Утро встретило их холодом и ветром. Тусклое солнце то и дело заслонялось бесконечно следовавшими друг за другом темными облаками. И если Франциск настоял, что охота должна состояться при любых обстоятельствах, то, большинство дам из свиты его сестры, да и сама Маргарита, предпочли отказаться от лова. Куда приятнее провести время за вышиванием у камина, чем носиться по холоду в сыром лесу. Франциск не противился. Здесь, в заповедном лесу Амбуаза, намечалась настоящая мужская охота, лов со скачками и опасностями, где требуются выносливость и отвага, умение нестись галопом через густой подлесок, а преследуемый зверь имеет равные права с преследователями.
– Нас ожидает азартная потеха, – сообщил Франциск своему английскому гостю. – Егеря говорят, что для нас приготовлен кабан-четырехлетка, огромный, как Каледонский вепрь.
Охоты герцога Франциска всегда были событием в городке Амбуаз, окружавшем подножие замковой скалы, узкие улочки которого оглашались конским топотом, лаем собак, звуками охотничьих рогов. Несмотря на холод, жители открывали окна и выходили на улицы, чтобы поглядеть на блестящую охотничью кавалькаду, спускавшуюся по пологому серпантину из замка, пересекавшую мост через Луару и исчезавшую
Франциск явно пребывал в приподнятом настроении, гарцуя на коне подле своего английского гостя и рассказывая, какие охотничьи забавы несет травля в заповедном лесу Амбуаза, а также каких зверей и когда он здесь травил. Молодой герцог любил этот край, где протекло его с сестрой детство, где его знали сызмальства, ещё худосочным живым подростком, соблазнявшим дочерей местных горожан. Теперь же он считался наследником престола и смотрелся внушительным и импозантным сеньором, который, даже собравшись на травлю, выглядел как принц крови. Чисто выбритый, с подвитыми под низ гладкими черными волосами, в камзоле из малинового драпа с нашитыми наподобие прорезных буфов кусочками светлого меха, в лихо одетом набекрень широком берете, украшенным полоской такого же меха, в распашной полудлиной накидке... У пояса его находились меч и охотничий нож, на груди висел рог, у седла были приторочены короткое копье и рогатина – главное оружие, употребляемое в охоте на кабана. Также были вооружены Саффолк и другие охотники. Франциск иронично поглядывал на гостя, считая, что охотничий камзол англичанина слишком прост – сплошная темно-рыжая кожа без всяких украшений, только утепленные рукава и укороченные до середины бедра широкие штаны на меху придавали ему вид придворного, чем-то отличая от обычных ловчих. Ехавший подле него Бониве в камзоле из переливчатого бархата и пышной меховой оторочкой смотрелся истинным вельможей. Бониве был удручен, пеняя Франциску, что тот не настоял, чтобы Маргарита приняла участие в гоне.
– Ладно уж, – добродушно отмахнулся Франциск. – Ты бы, как всегда, увез её от охотников, и нам бы потом пришлось целый час искать вас по лесу!
Он подал знак начинать и первым понесся вперед.
– Чувствуете, какой воздух, какой холод? – крикнул он, азартно погоняя коня. – Собаки сразу же возьмут след, мороз бодрит их. О, милорд, – обратился он к Брэндону, – клянусь честью, это будет занятная потеха, и помоги нам Боже хоть к ночи окончить лов и потешить наших дам рассказами о том, от чего они отказались.
Охотники подъехали к тому месту, где кабана заметили в последний раз, и спустили собак Любимая гончая Франциска, Пари, первым обнаружил лежбище зверя: кусты примяты, повсюду следы копыт. Пари зарычал, свора стала лаять, а затем собаки рванулись вперед. Охотники пришпорили коней. Кабан был опытным зверем, он путал следы. К обеду оказалось, что он вывел их на ложный след молодого зверя, и невысокий кабан-однолетка был мастерски насажен на рогатину самим Франциском. Казалось бы, можно было возвращаться, но один из доезжачих заметил, что было бы не худо затравить первого кабана. Окрестный люд жаловался на зверя, говоря, что тот все лето и осень совершал набеги на посевы и производил другие разрушения в деревнях. Франциск, воодушевленный первой победой, поддержал его, и после того, как охотники подкрепились и выпили по бокалу вина, лов возобновился.
Пари вновь первым отыскал след, ведший в просвет между дубами и молодыми елями. Кора на их стволах была ободрана, почва взрыхлена клыками. Следы оказались почти свежими, и это воодушевило охотников. Вскоре громкий лай своры показал, что они вновь обнаружили зверя. Здесь, в глухом лесу, не так-то легко было править лошадьми, петляя среди стволов и подлеска, и охотникам помимо воли пришлось снизить скорость. А псы уже подняли кабана, слышался их истошный, с подвыванием, лай, треск валежника, сквозь заросли уже даже виднелся темный щетинистый загривок животного. Это был крупный зверь-одинец. Затравить такого – величайшая удача! Громко трубя «по зрячему», охотники кинулись следом.