Королева в тени
Шрифт:
– Я не верю этому.
– Тем не менее это так, миледи. – Священник был горд блеснуть собственной эрудицией, с важным видом вставив для убедительности фразу на латыни: – Это обручение per verba de praesenti [3] . – Он нервничал, но был настойчив, уверенный в своих знаниях церковных законов. – Молодые люди заявили о своих намерениях. В настоящем времени, как видно из определения, и перед свидетелями. Мне жаль, но это законный союз. – Он повернулся ко мне: – Кто ваши свидетели, госпожа Джоанна? Вы нам так и не сказали.
3
Per verba de praesenti –
– Бог с ними, со свидетелями. А как насчет консумации? – Мой дядя Уэйк никогда не отличался особой щепетильностью.
– По собственным словам вашей племянницы, консумация имела место.
– Но ее можно аннулировать.
– Нет, милорд, нельзя. – Отец Освальд был непреклонен и наслаждался моментом, когда он мог продемонстрировать компетентность. – Обряд обручения был завершен. Они совершили его по доброй воле и без принуждения. Просто аннулировать его уже нельзя, даже несмотря на юный возраст леди. К сожалению, консумация делает клятву обязывающей вдвойне. Если бы этого между ними не произошло, тогда можно было бы говорить об аннулировании. А так, милорд, по словам присутствующей здесь леди…
Наступила тишина, показавшаяся еще более оглушительной, чем после моего первого скандального заявления.
Мое запястье из мягкой ладони священника мгновенно перекочевало в руку моей буквально кипевшей от ярости матери, которая вцепилась в него мертвой хваткой.
– Я исправлю эту ситуацию, – заявила она, обводя комнату устрашающим взглядом. – Наши договоренности относительно союза с Солсбери никоим образом не отменяются. Я предлагаю не обсуждать этот вопрос ни с кем, пока все не уладится, так или иначе. – Глаза ее, вспыхнув зловещим огоньком, остановились на Уилле, которого заметно распирало желание рассказать об этом всем и вся. – Было бы разумно не допустить, чтобы эта новость дошла до посторонних ушей. А теперь, госпожа Джоанна…
Вывели меня из комнаты гораздо менее деликатно, чем привели.
Перед тем как за нами закрылась дверь, я оглянулась через плечо и заметила, что выражение озлобленности и скуки слетело с лица Уилла. Теперь на нем появилось даже что-то вроде сочувствия. Но мне от этого было не легче. Мне предстояло испытать на себе гнев моей матери, хотя я с самого начала знала, что так оно и будет. В этот миг я пожалела, что не призналась ей сразу, как только это случилось. Я тогда решила иначе, потому что мне виделось, что я сделаю все сама, по своей инициативе, подобрав удобный момент, более ответственно, когда рядом со мной будет мой муж, который защитит меня и сгладит всякие неприятные нюансы. А если и не рядом со мной, то где-то не так далеко, в одной стране, по крайней мере. Теперь же я была совсем одна, пока Томас Холланд орудовал мечом и копьем против язычников в Литве на стороне тевтонских рыцарей, даже понятия не имея о последствиях нашего добровольного союза для меня здесь, в Англии. Томас был явно не из тех, кто писал или читал письма.
Поэтому мне предстояло принять на себя весь гнев и ярость своей взбешенной матери в одиночестве.
Я неправильно оценила ситуацию, мне не следовало позволять бросать себя в таком уязвимом положении, нужно было настоять на оглашении нашего поступка сразу, а не ждать, пока пройдет
Было ли это решением эгоистичной молодой девушки? Конечно. Я понимала это и совершенно не терзалась угрызениями совести по поводу своей клятвы. От матери я усвоила, что, если женщина хочет сама распоряжаться судьбой, нужно поддерживать в форме свой ум и свои чувства. Моя мать, впутанная в заговор человеком, которого она любила, была брошена одна, чтобы выживать в этой жизни без него. Но я поступлю мудрее. Всегда надежнее полагаться на себя саму, чем на обещания мужчины, каким бы привлекательным он ни был.
Однако в настоящее время все, что я чувствовала, был только страх. Я могла казаться храброй, даже неукротимой, но что получится в итоге? Этого предвидеть я не могла. Сможет ли моя мать заставить меня сделать все так, как того хотелось ей? Я очень боялась, что сможет.
Я думала только о том, как мне сопротивляться, как упираться, как отказываться.
Пресвятая Дева! Дай мне мудрости и сил следовать своим собственным путем.
– Где он? Где этот немыслимый негодяй, принудивший тебя к этой омерзительной связи? Этот мерзавец, который вовлек тебя в светский скандал, потрясший основы нашего рода?
Мой дядя, который пошел за нами, хоть его никто и не приглашал, обрушил на меня свой гнев, неистовый, как летняя гроза, как только за нами закрылась дверь. Складывалось впечатление, будто мы с ним можем сейчас каким-то волшебным образом призвать сюда к ответу Томаса Холланда. Он источал невероятную злобу, которая, казалось, усиливалась, отражаясь от стен комнаты, так что я чувствовала ее привкус на своих губах.
Пальцы его угрожающе сжимались в кулаки, взлохмаченные волосы в беспорядке падали на грозно нахмуренный лоб.
– Где он? Клянусь, он еще познает гнев короля, который лишит его рыцарского звания, как только он ступит на землю Англии! Это поступок, недостойный рыцаря! Увлечь юную девушку на супружеское ложе без согласия родителей, опекунов или священника! Он еще ответит за это! – Дядя обернулся в мою сторону, пугающе нависнув надо мной. Ему уже не удавалось контролировать свою речь. – Подозреваю, что он придумал этот фокус с супружеским ложем, чтобы придать видимость законности этой комедии. – Губы его скривились в горькой ухмылке. – Или же ваша консумация свелась к торопливым неуклюжим ласкам где-то за колонной или грязной гардиной, как будто ты какая-то кухарка и лучшего не достойна. А может быть, это и вовсе было изнасилование…
– Том… – предостерегающе одернула его моя мать.
Но он не обратил на это внимания.
– Холланд ответит за это, – повторил он. – Я затравлю его…
Я стояла между матерью и дядей, чувствуя на себе всю тяжесть их совместного отвращения. Что ж, сейчас на сострадание рассчитывать не приходилось. Впрочем, я и не ждала его от них. Мой выбор в тот день, мой собственный выбор, потому что Томас не подбивал меня ни на что такое, чего я не хотела бы сама всем своим сердцем, балансировал на шаткой грани между пристойностью и скандальной непристойностью. Я всегда знала, какие ожидания связываются со мной, и всегда отметала это в сторону. Сознательно. С искренней радостью и удовольствием.