Королева вестерна
Шрифт:
До самого обеда у меня занятия, потом перерыв на обед. Я еще слаба и поэтому ложусь в кровать на дневной сон. Просыпаюсь, снова привожу себя в порядок и сажусь за перевод текстов. Ужин готовит мама. Она хотела бросить любимую работу, чтобы неотлучно находиться при «тяжелобольной» дочери. Но почему мама должна отказываться от своей мечты ради меня? Никогда не была эгоисткой и всегда считалась с интересами других личностей. А мечта у мамы была благородная — найти лекарство от рака. И я верила, что именно она внесет в науку бесценный вклад. Не хочу верить в сплетни, что средство от рака давно уже найдено, просто властям невыгодно лечить
И весь последующий год каждый мой новый день похож на предыдущий. День сурка. Но я не жалуюсь, ибо спасибо высшим силам за то, что еще жива и соображаю. Меня начинает подводить память, бывает такое, что помню все, а иногда не могу вспомнить, чем занималась вчера.
— Почему время так медленно тянется? — раздраженно говорю я, посмотрев на часы.
— Как ты можешь так говорить? — удивляется мама, — это же замечательно, что время идет медленно, и ты можешь насладиться каждой минутой, из которых и состоит наша жизнь.
— Этой никчемной жизнью я насладилась уже сполна, — мрачно заявляю я.
— Придет время и все изменится к лучшему. Ты сильная и упорная. Поставь перед собой цель и иди к ней мелкими шагами. Начни с малого, например, с прогулки по городу. Думаю, это лучшее лекарство от депрессии.
— Нет. Не могу. Лучше что-нибудь почитаю дома.
Мама коротко вздыхает, уже знает, что спорить со мной бесполезно.
Каждый вечер мы сидим с ней на кухне в полутьме и пьем облепиховый чай. Иногда даже разговариваем о Саше. Днем я не позволяю себе о нем думать, иначе сдамся, брошу работу и опять слягу в кровать. Здесь нужен четкий самоконтроль. Но вечером на меня часто нападает меланхолия. Я либо взахлеб рассказываю маме о нем, либо замыкаюсь в себе. И тогда ни слова невозможно вытянуть из меня даже раскаленными щипцами. Мама привыкла, она меня понимает, замечает малейшие перемены в моем настроении и никогда ни на чем не настаивает.
— А знаешь, какой подарок он сделал мне на Восьмое марта? Он отвез меня в горы. Ты помнишь, я давно мечтала. Там был снег. Я впервые каталась на лыжах, Сашка научил! Не думала, что можно просто встать на них и помчаться. Рядом с Сашей ничего не было страшно. А вечером мы сильно уставшие, еле добрались до гостиницы. Я ведь тогда уже была больна и еле стояла на ногах. Он набрал полную ванну теплой воды и высыпал туда целое ведро лепестков роз. Это лучшие воспоминания в моей жизни.
— У тебя будет еще много счастливых дней и новых воспоминаний. Дай себе немного времени. Все обязательно будет.
Мама гладит меня по руке, а я едва сдерживаю слезы. Когда же перестану быть такой нюней? Совсем расклеилась. Будто на Сашке свет клином сошелся.
После разговора с мамой я, дико волнуясь, набираю по памяти Сашкин номер телефона и нажимаю кнопку вызова. Руки дрожат, как от Паркинсона. Зачем я это делаю? Что изменит этот звонок? Абонент недоступен, говорит механический голос.
Может быть, он вовсе не бросил меня, а с ним что-то случилось? Попал в аварию, под машину, заболел и скоропостижно умер? Могло произойти все, что угодно, а я ничего не знала и не почувствовала. Была слишком занята вытаскиваем себя из эмоциональной ямы, и некоторое время вообще обходилась без телефона. Ну почему мы, женщины, сразу думаем о плохом? Человек пропал, а мы уже рисуем страшные трагедии у себя в голове. Вот теперь не усну, хочу знать, что с Сашей все в порядке. Дрожащими руками набираю его номер еще раз — гудков нет. Набранный номер недоступен, недоступен…
Глава 4
Мы не должны быть счастливы постоянно.
Наша жизнь тяжела и болезненна. И не потому,
что мы живем неправильно, а потому, что она
болезненна для всех. Не избегайте боли. Она вам
нужна. Она предназначена для вас. Относитесь к
ней спокойно. Пусть она приходит и уходит. Она
дает вам топливо, которое вы сжигаете,
выполняя работу на этой земле. (Гленнон Дойл
Мелтон)
Так больше продолжаться не может! Я снова загнала себя в депрессию. Одно дело знать, что твой любимый человек жив, здоров, и другое не иметь никакой информации об этом. С горечью понимаю и осознаю, что общих знакомых у нас с Сашей нет. Абсолютно некому задать такой простой, но важный для меня вопрос: как он? В прошлом мы были слишком счастливы вдвоем и не хотели ни с кем делиться своим счастьем. Либо же Саша намеренно оградил меня от своих близких и знакомых.
Мне срочно требовалось сменить обстановку, но как? Я же прикована к инвалидному креслу. Выехать в нем на улицу? Тогда меня увидят в нем люди, и их сочувственные взгляды убьют меня. Они будут строить догадки, размышлять: почему молодая девица в инвалидном кресле? И одно предположение непременно будет нелепее другого. Мы, инвалиды, вбили себе в голову, что весь мир только и думает об одном: заметить наш недостаток, лицемерно сочувствовать и неискренне сожалеть, а в глубине души брезговать нами и считать, что мы нарушаем красивый порядок своим убогим, наглым существованием. Что вообще смеем существовать и показываться на глаза. Много времени мне потребовалось, чтобы осознать, что это величайшее заблуждение!
Никто из моих друзей до сих пор не знал, в каком я теперь положении. Периодически на мой телефон поступали звонки с предложением встретиться и пропустить по бокалу холодного пива. Я всегда была компанейской девчонкой, и мои друзья несказанно удивлялись отказу. «Беременная. Вышла замуж и муж деспот никуда не пускает» — таковы были их самые невинные предположения. А я и не рассказывала им об истинной причине своего домоседства, и большей частью отшучивалась, если было настроение. Не хочу, чтобы они видели меня такой! Это выше моих сил. Пусть они запомнят меня другой — веселой кокеткой.
На улице уже лето и пахнет пылью. Хочу встать в тени огромного дерева, вдохнуть полной грудью нагретого солнцем воздуха и пройтись по оживленному проспекту. Зайти в любимый магазинчик и купить на распродаже платье в крупный горох. В примерочной бутика сразу же надеть обновку и отправиться в кафе — пить латте с молочной пенкой и рассматривать прохожих через солнечные очки. Еще хочу посидеть у фонтана, жмуриться на солнце и набрать в горсть прохладную воду. Такие простые желания имели сейчас для меня очень высокую ценность, потому что были практически неосуществимы.