Королева Виктория

Хибберт Кристофер

А лорд Мельбурн между тем поправился и сразу же заявил ей, что она слишком много ест, слишком увлекается острыми блюдами, пьет слишком много пива и слишком мало вина. Кроме того, по его мнению, королева слишком мало занимается физическими упражнениями и редко гуляет на свежем воздухе. Виктория решительно возражала, оправдываясь, что длительные прогулки чрезмерно утомляют ее, что в обувь часто попадают мелкие камешки и натирают ноги. А когда лорд Мельбурн убеждал ее в том, что есть нужно только тогда, когда чувствуешь чувство голода, она тут же парировала, что ощущает себя голодной всегда, и если будет следовать его совету, то начнет поглощать пищу практически весь день, с утра и до вечера. К тому же королева Португалии, например, часто занимается физическими упражнениями и все равно остается толстой, как бочка.

Разумеется, ни для кого не было секретом, что королева Виктория быстро

набирала вес. Взвешиваясь 13 декабря, она пришла к неутешительному выводу, что действительно поправляется. При этом ее кожа приобрела странный желтоватый оттенок, глаза стали грустными и беспокойными, и вскоре у нее появилось дурное предчувствие, что она может ослепнуть, как это случилось с дедушкой, королем Георгом III. Более того, ее руки мерзли зимой, а пальцы становились красными и опухшими. И при этом она постоянно жаловалась, что становится «злой и раздражительной». К концу года королева все чаще высказывала опасения, что совершенно непригодна для управления страной, и лорду Мельбурну требовалось немало сил и такта, чтобы убедить ее в обратном. Барон Штокмар сообщал королю Леопольду, что с королевой Викторией стало трудно разговаривать в последнее время, что она слишком удручена своим нынешним положением, обижается по всяким пустякам, не терпит никаких разумных советов и вообще часто выходит из себя. К началу следующего года Виктория по-прежнему была лишена тех жизненных сил, которыми так наслаждалась в первые месяцы после восшествия на престол. Именно в таком состоянии ей пришлось пережить скандал, связанный с леди Флорой Гастингс, который сотрясал весь двор.

Виктория никогда не любила леди Флору Гастингс, известную ее друзьям по прозвищу «Скотти». Эта женщина была весьма одиозной личностью и к тому же «поразительной шпионкой», болтавшей обо всем, что только могла слышать от кого-нибудь. «Очень неприятно видеть ее в своем доме», -писала Виктория в дневнике. При этом королева охотно выслушивала всякие сплетни о леди Гастингс и поэтому так легко поверила, когда ей сказали, что леди Флора, по-видимому, беременна. Королева и баронесса Лецен начали внимательно приглядываться к ней и вскоре сами пришли к выводу, что эти слухи далеко не беспочвенны. Придворные стали поговаривать, что виновник этого — не кто иной, как сэр Джон Конрой, который давно ухаживал за Флорой и незадолго до этого провел с ней несколько дней в Шотландии, где праздновал Рождество в замке Лаудон. Конрой воспользовался этой прекрасной возможностью, чтобы отдохнуть «со своим лучшим другом», причем не постеснялся даже присутствия ее матери. Леди Тэвисток, которая заведовала королевской опочивальней, была уполномочена посоветоваться по этому поводу с лордом Мельбурном.

До премьер-министра тоже дошли слухи о пикантном положении леди Гастингс. Первым об этом ему сообщил сэр Джеймс Кларк, назначенный недавно личным врачом королевы Виктории. Правда, при этом была достигнута договоренность, что он будет консультировать королеву и ее ближайшее окружение только в самых сложных случаях. «Все будет зависеть от серьезности заболевания, — доверительно сообщил он королеве. — Если дело будет чрезвычайно сложным, вы всегда найдете возможность вызвать меня. Если же нет, то вам окажут помощь другие». Что же касается предполагаемой беременности леди Гастингс, то Джеймс Кларк счел, что это дело отнюдь не срочное и не требует его немедленного вмешательства. «Нужно вести себя спокойно и понаблюдать за ней», — посоветовал он. Примерно такой же совет дал позже герцог Веллингтон лорду Гастингсу, младшему брату леди Флоры. При этом Веллингтон порекомендовал вообще избегать всяческих сплетен и постараться замять это дело, не поднимая шума на весь двор.

К сожалению, леди Флора, озабоченная своим состоянием, тоже решила проконсультироваться с Джеймсом Кларком, который только начинал свою профессиональную карьеру хирурга на военно-морском флоте и не являлся специалистом но таким специфическим женским делам. По словам леди Флоры, он не обратил никакого внимания на ее жалобы или просто-напросто не понял, о чем идет речь. Прописал ей какие-то таблетки, содержащие камфорное масло и опиум, однако все же обратил внимание на ее слегка увеличенный живот. В конце концов он отказался от попыток объяснить ей причину столь загадочного явления и пообещал разобраться во время следующего осмотра. «Я выразил ей свое беспокойство по поводу ее полноты и попросил разрешения во время следующего визита осмотреть более тщательно, когда она будет без корсета. Леди Флора решительно отвергла мое предложение». По словам леди Гастингс, Джеймс Кларк сообщил ей, что при дворе леди Портмен и другие дамы уже давно обсуждают ее положение, причем делают это

не без удовольствия. Он также не сомневался, что беглого взгляда на нее недостаточно, чтобы прийти к выводу о беременности. При этом настаивал, что только тщательное медицинское освидетельствование может внести ясность в ее состояние и положить конец всяким досужим вымыслам придворных дам. Они настолько уверены в своей правоте, что разубедить их можно будет только с помощью авторитетного специалиста.

После столь неприятного разговора с леди Флорой Джеймс Кларк посетил герцогиню Кентскую, которая наотрез отказалась верить в тот, что ее придворная дама попала в столь щекотливое положение. Однако леди Портман, которая наведалась к герцогине сразу же после разговора с доктором, не преминула напомнить, что для чести двора и всех придворных недопустимо, что одна из дам могла так бесстыдно скомпрометировать себя. «Двор не может допустить никаких сомнений в порядочности одной из своих дам, и поэтому следует как можно скорее прояснить ситуацию».

Поэтому герцогиня вынуждена была подчиниться общему давлению и позволить леди Флоре покинуть двор до выяснения всех обстоятельств ее странного недомогания. Кроме того, она посоветовала ей смириться с предложением доктора Кларка и развеять любые сомнения относительно предполагаемой беременности.

В конце концов леди Гастингс изменила свое мнение и согласилась подвергнуть себя тщательной медицинской экспертизе. Правда, при том непременном условии, что во время осмотра в кабинете будет присутствовать еще и доктор Чарльз Кларк, известный специалист в области женских болезней и к тому же близкий друг семьи Гастингсов. Оба доктора провели самое тщательное обследование в присутствии леди Портман, которая все это время стояла у окна, закрыв лицо руками, а также служанки леди Флоры, плакавшей навзрыд до окончания осмотра. После этого осмотра оба доктора сделали формальное заявление о состоянии пациентки: «Мы самым внимательным образом исследовали состояние леди Флоры Гастингс на предмет обнаружения признаков беременности и единодушно пришли к выводу, что нет никаких оснований считать ее беременной, хотя некоторое увеличение размеров в нижней части живота все же имеется».

Заключение двух авторитетных медиков должно было успокоить придворных, однако этого не произошло. В разговоре с лордом Мельбурном Чарльз Кларк заметил, что знает немало примеров, когда беременность наступала и при сохранении девственности. При этом он добавил, что наблюдал несколько таких странных случаев. Лорд Мельбурн тут же передал содержание этого разговора королеве и, вероятно, убедил ее в том, что леди Гастингс представляет собой именно тот редкий случай, О котором упоминал доктор Кларк. А когда королева напомнила ему, что леди Гастингс уже долгое время не появляется при дворе из-за тяжелой болезни, Мельбурн удивленно повторил: «Болезни?» — и, по словам королевы, многозначительно расхохотался.

Прочитав заключение врачей о результатах осмотра леди Флоры, королева согласилась с Мельбурном, что вся эта история приобретает неприличный оборот и что, по ее мнению, она должна встретиться с леди Гастингс и хоть как-то успокоить ее. С этой целью Виктория отправила через леди Портман письмо леди Флоре, в котором выразила сожаление по поводу безобразных слухов и изъявила готовность немедленно встретиться с ней для разрешения этой проблемы. Леди Гастингс ответила, что слишком больна, чтобы немедленно встретиться с королевой. Она появилась в гостиной королевы только через несколько дней и выглядела «чрезвычайно взволнованной». Королева впоследствии отметила в дневнике, что леди Гастингс действительно производила впечатление «очень больного человека». Виктория тепло обняла ее, взяла за руку и еще раз выразила сожаление но поводу случившегося. Потом она пожелала леди Флоре поскорее поправиться и как можно быстрее позабыть обо всем. Та же, в свою очередь, поблагодарила королеву и пообещала, что «ради мамы готова подавить в себе все нанесенные ей обиды и забыть обо всех неприятностях».

Однако семья леди Гастингс не хотела ничего забывать, как ничего не хотел забывать и ее лучший друг сэр Джон Конрой. Воспользовавшись этой неприглядной историей, он сразу же перешел в наступление против тех, кто, по его мнению, мешал осуществлению всех его амбиций. Не преминули воспользоваться этой историей и пропагандисты из рядов тори, которые тут же обрушились на лорда Мельбурна и его вигское правительство с критикой царивших при королевском дворе нравов. Да и сама леди Гастингс не хотела прощать нанесенной ей обиды. Она написала письмо своему дяде капитану Гамильтону Фицджералду, который в то время жил и работал в Брюсселе, и с нескрываемой обидой сообщила, что «ее честь была поругана самым недостойным образом».