Королева Виктория

Хибберт Кристофер

Фицджералд немедленно отправился в Лондон и обрел поддержку у лорда Гастингса, брата леди Флоры, который также был преисполнен решимости любой ценой отстоять честь семьи. Повидавшись с сестрой, он пришел к выводу, что во всем этом скандале виноват прежде всего лорд Мельбурн, и даже пригрозил тому вызовом на дуэль. Однако после долгого разговора с премьер-министром лорд Гастингс изменил свое мнение и вынужден был признать, что Мельбурн сделал все возможное, чтобы замять скандал и не допустить широкой огласки. А сестра заверила его в том, что королева здесь ни при чем. «Королева просто не понимает, — писала она позже, — кто втянул ее в этот скандал и заставил поверить слухам. Она совершенно искренно сожалеет о случившемся и со слезами на глазах пожелала скорейшего выздоровления». Но это не успокоило лорда Гастингса, и он попросил

аудиенции у королевы. Премьер-министр был решительно против его встречи с королевой, чем вызвал гневную отповедь со стороны возмущенного лорда Гастингса: «Я прождал два дня в надежде получить аудиенцию у ее величества, о которой просил не только по праву пэра, но и по праву одного из пострадавших, но терпение иссякло, и, желая как можно быстрее восстановить доброе имя моей оскорбленной и униженной семьи, я вынужден прибегнуть к единственно возможному средству, которое осталось в моем распоряжении: предать гласности то безобразное отношение, которое в последнее время было проявлено к моей сестре».

При этом он разделял мнение сестры о том, что королева не связана напрямую с теми нападками, которые она испытала при дворе. Более того, он возложил всю вину на «пагубное влияние», которое оказывали на королеву определенные лица, и заявил, что если обнаружит дополнительные относящиеся к делу его сестры факты, то непременно примет доступные ему меры, чтобы оградить семью от дальнейших нападок.

Смысл того «пагубного влияния», о котором говорила леди Флора, она раскрыла в письме Гамильтону Фитцджералду, где недвусмысленно сообщила, что это влияние на королеву оказывает «одна иностранная леди», баронесса Лецен, «чья ненависть к герцогине Кентской уже давно ни для кого не является секретом». Леди Флора также обвинила леди Портман, возложив на нее всю вину за организацию «дьявольского заговора». «Прощай, мой дорогой дядюшка, — написала она в конце письма. — Мне неприятно посылать тебе такое возмутительное письмо, но я хочу, чтобы ты знал всю правду и ничего, кроме правды, и ты волен поступать с этой правдой как тебе вздумается».

Выдержки из этого письма были отосланы в редакции газет, а вскоре туда же отправлены письма, написанные королеве и лорду Мельбурну возмущенной матерью леди Флоры. В них вдовствующая маркиза Гастингс восхваляла достойное поведение «замечательной матери» королевы Виктории и подчеркивала, что честь и достоинство ее величества королевы требуют, чтобы «преступные замыслы», направленные против ее дочери, были рано или поздно разоблачены, а виновные понесли суровое наказание. Кроме того, маркиза решительно заявила, что «законы общественной справедливости» требуют удаления с королевского двора сэра Джеймса Кларка. Узнав о последнем требовании оскорбленной маркизы, лорд Мельбурн ответил: «Требование, которое предъявила в этом письме маркиза Гастингс, настолько беспрецедентно и возмутительно, что даже мое уважение к общественному положению этой леди не дает мне возможности оставить его без последствий». Это письмо вместе с другой корреспонденцией, касающейся леди Гастингс, было опубликовано в газете «Морнинг пост».

Отныне публичное унижение одной из придворных дам, неспособность королевы принести ей приличествующие в таких случаях извинения, а также нежелание королевы уволить своего шотландского доктора сэра Джеймса Кларка, как это сделала в свое время ее мать, стали объектом многочисленных интригующих слухов и сплетен во всех салонах и гостиных Лондона.

Лорд Мельбурн всячески убеждал королеву не обращать внимания на все эти сплетни, а также на публикуемые в газетах письма. Однако королева Виктории не находила в себе сил не реагировать на них, и чем больше распространялись слухи, тем более яростной становилась реакция королевы. Она стала ненавидеть эту «озлобленную, глупую женщину» леди Гастингс и ее жалкую дочь леди Флору. Дошло до того, что она с удовольствием видела бы всю семью Гастингс повышенной вместе с редактором «Морнинг пост». Что же до матери Виктории, которая встала на сторону леди Флоры и, как сообщалось в газетах, долго присматривала за ней во время болезни, то ее поведение королева сочла совершенно непростительным и даже предательским. Ведь именно она сделала все возможное, чтобы вконец рассорить королеву с семьей Гастингс. Возмущенная поведением матери, королева призналась лорду Мельбурну, что «все больше разочаровывается в матери»

и чувствует себя так, словно «имеет врага в собственном доме».

День за днем нарастала напряженность в отношениях между королевой и матерью, и с каждым разом усиливалась вражда между доверенными лицами королевы и придворными кругами герцогини. Леди Тэвисток, напуганная тем, что лорд Гастингс может вызвать на дуэль ее мужа, предпринимала отчаянные попытки примирить враждующие стороны. «Неужели вы не можете поговорить со мной? — умоляла она. — Неужели не хотите пожать руки и помириться?» Однако леди Флора оставалась непреклонной и не соглашалась на уступки. «Это невозможно», — обреченно вздыхала она.

Леди Флоре между тем с каждым днем становилось все хуже. Королева Виктория, которая, по обыкновению, не верила в жалобы своих придворных и неохотно меняла сложившееся мнение о людях, продолжала отрицать всю серьезность болезни своей придворной дамы, которую посчитала притворщицей и интриганкой. А ее мать с прежней настойчивостью убеждала дочь, что леди Флора тяжело больна и нуждается в серьезном лечении. Более того, она была абсолютно уверена в том, что леди Гастингс находится на грани жизни и смерти.

Лорд Мельбурн был более осторожен в своих предположениях, но также очень опасался, что леди Гастингс может умереть. Если это случится, то королева, несомненно, станет объектом ожесточенной критики со стороны всех своих противников, следовательно, нужно сделать все возможное, чтобы уберечь ее от безосновательных упреков. «Прежде всего, — заметил он во время беседы с королевой, — нужно проявить к ней максимум внимания, так как она находится под вашим покровительством, и к тому же это может продемонстрировать ваши искренние чувства».

Но к этому времени неприязнь королевы к придворной даме стала настолько сильной, что даже формально она не могла демонстрировать свои искренние чувства и выражать хоть какое-то сострадание леди Гастингс. В то время как ее мать, которая отказывалась даже сидеть рядом с леди Тэвисток за одним столом, продолжала плакать и настаивать, что леди Флора смертельно больна, ее дочь наслаждалась жизнью и без зазрения совести посещала все придворные балы и другие увеселительные мероприятия.

Вскоре пришло весьма прискорбное известие от сэра Уильяма Чеймберза, одного из ведущих врачей Лондона, который унаследовал от уволенного Джеймса Кларка пост личного врача герцогини Кентской. Под давлением его сообщения королева вынуждена была отменить очередной бал, назначенный на 26 июня. Кроме того, она публично заявила, что намерена навестить леди Флору в тот же вечер. Однако умирающая женщина была не в силах принять королеву, не говоря уже о том, чтобы побеседовать с ней. Доктор Чеймберз посоветовал ей прийти на следующий день, но только не откладывать визит в силу серьезности положения.

«Я вошла в ее комнату одна, — записала в дневнике королева. — Бедная леди Флора лежала на диване и выглядела настолько худой и истощенной, что казалось даже удивительным, что в этом теле теплилась жизнь. Она в буквальном смысле напоминала скелет, однако ее живот так распух, что это действительно походило на беременность. А в глазах ее была такая тоска, какая может быть только у человека умирающего. Ее голос звучал как обычно, но руки заметно дрожали, выдавая смертельную болезнь. Она была настроена весьма добродушно, сказала, что чувствует себя комфортно, и выразила мне благодарность за все то, что я для нее сделала Потом она добавила, что очень рада меня видеть и рада, что я выгляжу очень хорошо, Я тут же заверила ее в своей дружбе и высказала надежду, что вскоре мы снова увидимся во дворце. Она неожиданно схватила меня за руку, как будто хотела произнести: "Мы никогда больше не увидимся". После этого я быстро встала, попрощалась с ней и вернулась к лорду М., который не преминул заметить: "Вы были там очень недолго"».

Четыре дня спустя леди Флора уже была на грани жизни и смерти. Королева сообщила лорду Мельбурну, что очень обеспокоена здоровьем своей придворной дамы и что ей больно думать, «что она умирает в своем доме». Рано утром 5 июля, то есть почти через неделю после визита королевы, она с ужасом узнала, что леди Флора умерла. Заключение о причинах смерти было дано выдающимся хирургом сэром Бенджамином Броуди, который обнаружил у дамы огромную опухоль на печени. «Тщательное обследование показало, что леди Гастингс до последнего часа оставалась девственницей».