Королевская дорога
Шрифт:
Клод остался последним. Крытые повозки медленно углублялись в листву, подпрыгивая, словно лодки на морских волнах. При каждом повороте колеса слышался скрип оси; а ещё через равные промежутки времени — какой-то приглушённый звук… Может, это телеги задевали пень, оказавшийся на их пути? Он глянул на дыру в зелени, оставшуюся после их прохода, на груды тростника, кое-где медленно распрямлявшегося — видно, не совсем раздавленного, — и яркий отблеск, вспыхивавший всякий раз, как на излом стены падал солнечный луч, сверкнувший в нужный момент на раздвоенном, выгнутом конце молотка. Он чувствовал, как расслабляются его мускулы, как вместе с жарой наваливаются усталость, сонливость
Вот наконец и ночь, ещё один этап на пути к горам, распряжённые повозки, а под крышей салы note 18 , будто в кармане, отвоёванные камни. Блаженство после мытья… Клод шагал между сваями, на которых стояли хижины. Под покровом маленькой соломенной крыши, перед грубыми глиняными изваяниями Будд горели палочки — розовые фитильки в ярком лунном свете. На землю к ногам Клода легла какая-то тень, потом тихо приблизилась к его собственной. Он обернулся: подошедший сзади бой остановился — тёмный, резко очерченный силуэт на фоне почти светящихся банановых листьев.
18
Сала — пристанище для путников. — Прим. авт.
— Миссье, Свай ушёл.
— Точно?
— Точно.
— Ну и слава Богу.
Босоногий бой исчез, словно растаяв в залившем поляну лунном свете. «Он и в самом деле не лишён достоинств», — подумал Клод.
Свай, безусловно, выполнял чьи-то распоряжения… Клод был не против принять бой с заведомо известным врагом; в чётко выраженном конфликте он заново обретал своё упорство. Он растянулся в сале, где, лежа на животе, с полуприкрытыми руками уже спал Перкен.
Он не мог прийти в себя от волнения, ему не давала покоя его добыча. Казалось, блеск луны наделял голоса крестьян особой звучностью, но раздавались они всё реже и реже. Шёпот сказителя и порою какой-то неясный шум доносились ещё из хижины вождя деревни, но и это тоже вскоре стихло, и воцарилась тропическая тишина, повиснув в насыщенном луной воздухе, лишь иногда её нарушал одинокий крик петуха, заблудившегося в мирном молчании уснувшей планеты.
Посреди ночи его разбудил едва уловимый шорох. Совсем слабый, до того слабый, что Клод удивился, как это ему удалось нарушить его сон; казалось, будто ветки тащили по земле. Он сразу устремил глаза на камни, которые поместил между раскладушкой Перкена и своей. Бандиты не стали бы нападать на деревню в тот момент, когда там находятся белые. Усталость и лень отступали по мере того, как он пробуждался. Он вышел наружу, но не увидел ничего, кроме спящей деревни и собственной тени, длинной и голубой… Он снова лёг и около часа всё прислушивался; от лёгкого ночного ветерка воздух трепетал, булькая, как вода. И ничего другого, только изредка мычание непроснувшихся быков… В конце концов он снова заснул.
Проснувшись с восходом солнца, он испытал такую радость, какой, пожалуй, не знал
— Миссье, — сказал он вполголоса, — в деревне найти повозки не можно.
Клод инстинктивно, в целях самозащиты хотел заставить его повторить сказанное, но сразу понял, что это бесполезно.
— Куда же делись деревенские повозки?
— Уехали ночью. Может, в лес.
— Свай?
— Другой делать это не смочь.
Стало быть, никакой возможности сменить упряжки. А без повозок нет камней. Этот шорох веток минувшей ночью…
— Ну, а наши-то повозки?
— Возчики точно не хотеть ехать дальше. Моя пойти спросить?
Клод бросился в салу и разбудил Перкена, тот улыбнулся, увидев камни.
— Свай сбежал этой ночью вместе с деревенскими повозками и их возчиками. Значит, сменить упряжки нет никакой возможности. А возчики, с которыми мы приехали, естественно, захотят вернуться к себе в деревню. Да проснитесь же вы, наконец!
Перкен окунул голову в воду; вдалеке кричали обезьяны.
Он вытерся и вернулся к Клоду, который, сидя на кровати, как будто считал на пальцах:
— Первое решение: найти типов, которые сбежали…
— Нет.
— Ведро воды здорово проясняет мысли! Заставить наших возчиков продолжать путь.
— Нет. Может быть, взять заложника…
— То есть?
— Задержать одного из них и не спускать с него глаз, сказав другим, что, если нас бросят, он будет расстрелян.
Кса, похожий на маленького, серьёзного старичка, возвращался с двумя шлемами в руках: солнце уже припекало голову.
— Миссье, моя ходить смотреть: наши возчики тоже ушли.
— Что?
— Моя сказать они не ушли, потому что моя видеть повозки. Наши повозки не ушли; ушли только деревенские повозки. Но возчики ушли все.
Клод пошёл к хижине, за которой накануне вечером после возвращения из храма они оставили повозки; те так и стояли там, рядом с маленькими бычками, которые были привязаны. Может, Свай побоялся разбудить белых, явившись за повозками, находившимися так близко от салы?
— Кса! Твоя уметь водить повозку?
— Точно, миссье.
В деревне было безлюдно. Только несколько женщин. Бросить лошадей и каждому вести по повозке? Надо будет пустить быков вслед за теми, что пойдут впереди, а их поведёт Кса. Всего три повозки. Этого, конечно, мало. И к тому же придётся бросить лошадей… А как защищаться с повозки в случае нападения? От него требовалась поистине восторженная решимость, только она могла заставить его продолжать начатое, неуклонно двигаться вперёд вопреки лесу и людям, дабы преодолеть упадок духа, в который ввергло их это предательство и из-за которого утренние джунгли начинали вновь обретать своё могущество.
— Кса, — крикнул Перкен, — куда подевался проводник?
— Сбежал, миссье…
И проводника больше нет. Пересечь горы, найти перевал — найти самим, затем поселиться в дальних деревнях среди малярийных крестьян, над которыми по вечерам будут кружить столбы комаров, таких же яростных, как солнечные лучи, отыскать там возчиков и снова двинуться в путь…
— У нас есть компас, — заметил Клод, — и Кса. Дороги здесь такая редкость, что их просто нельзя не увидеть…
— Если вы во что бы то ни стало хотите кончить свои дни в виде маленькой кучки, кишащей насекомыми, способ, на мой взгляд, не так уж плох. Наденьте шлем на голову, вместо того чтобы держать его в руках, солнце припекает…