Королевская канарейка
Шрифт:
Понятно, Трандуил со свитой следует ужинать. Как раз, небось, на сегодня переговоры закончились. Мы не виделись с завтрака: я после него немного почахла в библиотеке, обучаясь квенья, потом позировала, потом мы с араненом на солнце смотрели… вспоминала, как что-то далёкое, страшное дерево Глоренлина и разговор с Лисефиэлем — всё смыли те два часа под дубом.
Мы, хоть и поднимались снизу, из темноты, были замечены, и, к моему смущению, вся толпа остановилась и подождала на пересечении переходов.
Постаралась
— Блодьювидд, отрадно знать, что уж трапезу ты никогда не пропускаешь и озаряешь нас своим сиянием хотя бы ради моей скромной кухни! — глаза его смеялись.
Насторожилась, исподозревавшись. Ведь наверняка уже в голове покопался и всё понял, а вида не показывает.
Владыка лениво протянул:
— Понял, понял, — и, обращаясь уже к сыну: — Но каков наглец!
Леголас с сухостью согласился:
— Удивительный.
Я надеялась, что он меня как-то поддержит и скосилась, вспоминая, как он сам в незабываемый день Бельтайна проявил себя не только наглецом, но и непочтительным сыном, а тут поддакивает. В ужасе от того, что Трандуил эти мысли читает так, как будто я вслух говорю, перевела взгляд — глаза у него были синие, весёлые и злые.
Поняв, что говорить придётся здесь, тоже сухо сказала:
— Мне была подарена жизнь эру Лисефиэля. Он консорт, я хочу его навестить.
В ответ раздалось почти змеиное шипение:
— Про здоровье его и его лошади расспросить, да?
Удивившись — владыка, конечно, не стеснялся обычно в выражении чувств, но чтоб так мелочно… ну пять же тысяч лет, ну как? Кажется, дела были плохи, но и отступать было некуда. Стараясь, чтобы это не звучало вызовом, сказала:
— Он хорошо на моё здоровье действует. Вы и сами, владыка, радовались, что сохранили его на случай, если я приболею или заскучаю.
— Ты здорова и благополучно не вспоминала про него, пока он сам не высунулся, как червяк после дождя! — владыка, похоже, расходился, и мне стало страшно.
Потому, что я была не готова снова отстоять жизнь рыжика тем же способом. Не могла искренне угрожать самоубийством. Тогда — смогла. Вокруг были пропасти, я была полужива и не чаяла прожить долго. А сейчас нет. Такая эскапада казалась ужасно глупой. Даже если король убьёт рыжика, я не только не стану умирать, но и вусмерть с Трандуилом поссориться не смогу. То есть, никаких серьёзных аргументов у меня за душой нет, и всё пропало.
Сникла. Сил не было смотреть на все эти лица. Ещё и при свидетелях позорище… Но это ещё ничего, завтра, скорее всего, я и голову рыжика отдельно от тела увижу. Трандуил, может, и не вызовет, если тот притухнет, но я прекрасно понимала, пообщавшись с Лисефиэлем, что тот не притухнет.
Почему-то глупым позёрством казалось
— Что ж, это и хорошо. Этому я рад.
И, ещё помолчав:
— Думаю, я не стану его убивать, ставя в один ряд с Ирдалирионом, который всё время болит в тебе и помнится, как никто.
Шагнул, обнял:
— Всё, всё… верни мне свою радость и счастье, я не какое-то исчадие тьмы. Если ты хочешь навестить своего консорта, я не стану препятствовать. Действительно, я сам инициировал вашу связь, сам подарил тебе его жизнь… в тот раз. Но надеялся на его разум, а не стоило бы… в случае с тобой. Надеюсь, он и правда хорош для твоего здоровья…
Последние слова были странно раздумчивы, но меня попустило, хотя руки и ноги тряслись.
Думала, что кое-как отсижу ужин и очень мечтала о кровати, свернуться под одеялом и забыться.
Но, увидев Глоренлина напротив, вспомнила про адский его домишко. И про то, что Леголас спрашивать не советовал, тоже вспомнила. Притихла, но мысли-то он читал. И было видно, что всё понял. Но не сказал про это ровно ничего, только перстнями звякнул да ликом окаменел. Так и промолчал весь ужин. Сегодня шаман не был таким дерзким и злым, каким я привыкла его видеть, и в целом всё больше становился похож на обычного эльфа, как будто внутреннее пламя его угасало. Осознала, что далёк он стал от того ослепительного отморозка, с которым я познакомилась когда-то. Призадумалась.
Через три дня во время завтрака вспомнила, что сегодня вроде как договаривалась о встрече. Судорожно посчитала дни — да, вроде сегодня. Осенило, что не знаю, где живёт Лисефиэль и где он меня ждать будет, и лучше идти или ехать. Кисло размышляла, что наверняка придётся Пеллериен попросить проводить.
И тут над столом запорхал розовый лепесток, хаотично так. Скользнула по нему взглядом, но пренебрегла: с роз, обвивающих колонны и капители, вечно сыпались лепестки, но магия их от стола относила.
Но этот был какой-то магоустойчивый: полетав туда-сюда, приземлился как раз в мой кубок с питьём. Пока я думала о разном, королевская рука уже вытащила мокрый лепесток (перед этим притопив) и шлёпнула передо мной:
— Тебе послание, valie.
Не очень довольная неловкостью, смотрела на мокрющее послание и думала, что ж было не прислать его раньше или позже.
— А чтобы я увидел.
— Зачем? — мне было неловко.
— Думает, ты пообещала и забыла. А раз ты не помнишь, так и я мог не узнать. А тут с гарантией — и ты вспомнишь, и я увижу.