Королевская канарейка
Шрифт:
Обнаружила, что здорово неприятным Трандуил быть не собирается. Полыхнул очами, поприветствовал чудесным своим баритоном, за руку подержал. Я обрадовалась.
Накидываясь на еду, посмотрела ещё только, что эру Глоренлин, ставший бессменным участником королевских трапез и сидящий слегка наискось — прямо напротив меня сидел аранен — ничего не ест и даже не пьёт.
— Не есть прихожу, прекрасная, — злой шелест голоса, лязг перстней на пошевелившейся руке.
А, ну да. На меня глядеть. И место ему какое хорошее выделили, в партере.
Высокомерное пожатие плечами:
— Мои услуги дорого стоят.
Только
Освоив суп из сливок с трюфельками, рагу из каких-то других грибов и сыра и толстенный ломоть хлеба, заозиралась в раздумьях, нужен мне десерт или стоит сдержаться. Потому что — вдруг прекрасный принц захочет от меня чего-нибудь? А я объелась и только посопеть смогу. И кстати, господи прости, чья очередь сегодня? Консорты мои как-то считали? Днями или… гм… разами?
Владыка, беседовавший с сотрапезниками, обернулся и очень вежливо сообщил, что ничья очередь. Что мне нужно хорошо питаться, отдыхать и выздоравливать, а не вот это. Вздохнула, подумав, что сказать можно было и потише, и без такой прекрасной артикуляции, но король уже рекомендовал землянику:
— Попробуй, a’maelamin. Чтобы зимой, перед Йолем так задавался вкус лета и солнца, не припомню — это, видно, от того, что твоя милость с народом сидхе, и всё, что может, цветёт и плодоносит в твою честь! — и столько сахарного сиропа в уши вылил, что ужасть; и, всё-таки нагнувшись к уху: — Я испытываю самое горячее желание, но боюсь за тебя. Не торопись, моя жадная valie, ты успеешь насладиться близостью и отца, и сына…
Перед десертом пришлось слегка продышаться, но земляника и правда была прекрасна.
Мне желалось на сон грядущий пообниматься с принцем, лёжа в человеческой кровати, а как подойти с этим, не знала; чувствовала себя, как медведь у улья — хотелось попросту запустить лапу в дупло, но пчёлы… А он смотрел чистыми глазами и рассказывал пересекающимся голосом, как скучал, как плохо было и как светла стала жизнь с моим появлением. Медведь во мне стеснялся, но ждал подходящего случая.
Когда аранен проводил в спальню и начал прощаться, причём с решимостью, я подумала, что лучше не будет и притиснула, по-моему, обомлевшего от такой бодрости эльфа к стенке. Укоризненные вздохи никак не мешали, встав на цыпочки, осторожно расплетать его льняные косы, целовать в заполошно покрасневшее, трепещущее ухо и прижиматься грудью.
Лицо у принца стало сразу очень пьяное, губы задрожали и он, по-моему, начал сдаваться — во всяком случае, прохладная рука сжала мою грудь. Сдавленно застонал, когда нежная впадина в центре его ладони совместилась со сначала мягким — и тут же затвердевшим соском. Обычно, сколько у меня опыта было, на такой стадии разум принцу отказывал. Я алчно глянула на кровать, но собственный стон, кажется, и отрезвил аранена — во всяком случае, он, усилием воли поменяв ритм дыхания, осторожно отстранил меня, сбивчиво извинился и исчез.
Надо было, наверное, досадовать и смущаться, но разбирал смех, как думала, что мы сейчас практически отыграли сцену соблазнения Иосифа Прекрасного развратной женой Потифара. Тот тоже еле ноги унёс от желающей женщины. Бедолага аранен, как он, небось, вывалился в коридор красный,
Кто рано ложится, тот рано и встаёт, поэтому я не только на завтрак вовремя успела, я даже церемонию одевания короля посетила и подсвечником там поработала в знак королевской милости — света ну вовсе не было, метель так и кружила. На ленивые размышления об этом владыка, которого манерно причёсывали, лениво же процедил, что находит эти погоды наилучшими. Зима, как-никак, а в пургу лишних гостей, глядишь, не принесёт.
Аранен, чистый, умытый, вылощенный стоял в первом ряду. В синих глазах прыгали бесы. По-моему, его вчерашнее тоже насмешило. Вот любопытно, если у него есть выбор, лесной принц всегда одет простым лучником… неужто только привычка и удобство? Или милитарист похуже папеньки? Это ж аналог френча в рядах штатских пиджаков — остальные-то разодеты в партикулярное и драгоценностями увешаны…
Трандуил довольно мурлыкнул:
— Мой сын, — и встал, позволяя надеть на себя роскошную верхнюю одежду цвета утренних снегов, а подкладка полыхала, как те же снега в лучах заката: — Он похож на меня. Кроме того, одежда простого воина знак скромности. И свободы.
Смешалась, подумав, что да — принц относительно свободен, пока принц, и пока корона не сдавила ему виски. Посмотрела с сочувствием на обоих — пусть и подольше не сдавливает.
Король туманно улыбнулся:
— Для меня всегда — дитя, — по-моему, он кого-то цитировал, — я не увижу, как вырастет.
«Потому что вырасти в определённом смысле аранену придётся только после смерти короля», — на эту мысль Трандуил еле заметно плечами пожал. Долгоживущие, долгосозревающие высокородные… А пережить своё дитя никто не хочет.
Тоже затуманилась, думая о своём ребёнке.
Владыка же как раз туманиться перестал, подал руку и, пока мы шли до трапезной, успел много кой-чего сообщить, причём я не очень-то успевала переваривать: во-первых, после завтрака будет урок квенья (да, занятия любовью сейчас мне не очень полезны, а занятия квенья доставят тот самый дискомфорт, делающий меня такой прелестно живенькой), потом позирование скульптору Наину (с неудовольствием вспомнила что да, договаривалась), и уж только потом я смогу посетить зал переговоров и увидеть сына. Расписаньице. Недовольно повздыхала, думая, нельзя ли задвинуть все эти занятия и сразу пойти в зал переговоров, но решила, что нельзя.
— Не торопись, a’maelamin, всему своё время, всем событиям и обещаниям… — таким элегантным вступлением король начал тираду, в которой напомнил, что я обещала ему ребёнка — и придержал с куртуазностью, чтобы не упала.
Ох, ну да. Обещала, было дело.
На эти мысли владыка, обольстительно улыбаясь, ответил, что торопиться не надо — всему, опять же, своё время. Он по-прежнему непринуждённо отгрызал протянутый палец по самые пятки.
Наина заселили в дипломатическом крыле, и отправилась я туда в компании аранена и Пеллериен.