Королевская канарейка
Шрифт:
Добавил, неуловимо расслабляясь:
— Что, всё в заклятие вбухал, ничего для боя не оставил? Ты же не можешь сражаться.
Ганконер, тоже разом расслабившись, с таким же пониманием кивнул:
— Да. Мне тоже жаль. Не тяни.
С ужасом увидела, как Ганконер падает, поражённый каким-то заклинанием, и Трандуил быстро подходит к нему, замахиваясь дубинкой — чтобы раскроить голову.
— Нет!!! — не знаю как, но успела вперёд и заслонила собой, — умоляю, ваше величество, отправьте его в изгнание, но сохраните жизнь!
— Отойди, Блодьювидд, он всё равно не жилец. Его
Он попытался обойти с другой стороны, но я поворачивалась, закрывая лежащего Ганконера собой и очень искренне думала, что если Трандуил убьёт его на моих глазах, я больше никогда не посмотрю на короля, как на мужчину. Просто не смогу.
Это остановило кружащую смерть.
— Блодьювидд, ты оказала ему плохую услугу. Лучше бы он умер сейчас, быстро и без боли, — Трандуил опустил дубинку и повёл рукой. Бездыханное тело тут же было опутано лианами, — и его заклятие, основанное на крови, тоже спало бы прямо сейчас. Что ж, пусть будет суд.
Что касается эльфийского суда — меня туда не позвали, хоть я и была потерпевшей. Судили быстро, приговорили к мучительной казни, и отец Ганконера, как мне рассказала Силакуи, настаивал на наиболее мучительной.
Помню эти несколько часов, как унизительные бесплодные попытки вымолить жизнь Ганконеру — у короля, у Рутрира, у Силакуи, у кого угодно. Смотрели с сочувствием, извинялись, что среди эльфов, оказывается, бывают такие негодяи и добавляли утешающе, что вот-де, я околдована, и со смертью злодея спадут чары.
Оказывается, в пуще есть специальная тюрьма для чародеев, куда бросили связанного по рукам и ногам шамана. Меня туда не впустили, и стража, сквозь которую я пыталась пройти, смотрела с таким же сочувствием и так же уверяла, что, когда шаман умрёт, я тут же выздоровею.
Казнь была назначена на утро, и вечером, когда Трандуил, не дождавшись меня у себя, пришёл сам, я, не желавшая никаких утешений, снова начала умолять о снисхождении. Бесполезно. Впадая в тяжёлое отчаяние, представила себе, как услышу завтра пронзительные звуки флейты и крики Ганконера. Если сказано, что казнь мучительная — значит, она будет действительно страшной. Эльфы знают толк в радостях тела и в причинении ему мук. Я уже горевала, что не дала убить его раньше.
— А’maelamin, ты не услышишь… спи, когда проснёшься, всё будет кончено, — я увидела, как король протягивает в мою сторону руку, желая усыпить.
Попыталась сопротивляться и страшно удивилась, что осталась в сознании, не уснула. С мрачным торжеством зло подумала: «Что, не каждый раз получается? Случается и обосраться?!» — и была поражена, как резко король спал с лица и тут же исчез, только подол взметнулся. Тоже выскочила из комнаты — дворец потихоньку наполнялся тревожными факелами и беготнёй. Что-то случилось.
Трандуил вернулся через несколько часов и молча усыпил, и на этот раз я упала, как подкошенная.
Только на следующий день узнала, что случилось, от Силакуи. Ганконер каким-то образом смог совершить попытку побега из этой навороченной темницы для магиков, что и послужило причиной неудачного заклинания короля — при сильной творящейся рядом волшбе такое возможно.
При попытке побега
— Нет, деточка. Там всё в крови было. Он погиб. Но как воин, да воссияют для него чертоги Мандоса!
Трандуил только сухо сказал, что Ганконер сбежал. И я поняла, что сам он верит, что тот погиб, а мне позволяет заблуждаться, если я хочу, чтобы не расстраивалась и была в сносном настроении. Нехорошо огорчать богиню.
А я и правда верила, что он сбежал, и порадовалась за него. Было бы невыносимо думать, что такое ужасное чудесное существо погибло. Пусть живёт — где-нибудь там, и будет счастлив. А что не действовавшее на меня, но имевшееся заклятие на крови исчезло, а исчезнуть должно было только со смертью Ганконера — об этом я в тот момент почему-то не думала.
39. Кустик земляники
за корень на краю обрыва
успел схватиться и вишу,
а рядом кустик земляники
и восемь ягодок на нем
«… И сия пучина поглотила их в один момент. В общем, все умерли» ©
За завтраком я была невоздержанна и налегала на травник, отчего теперь постоянно хотелось в кустики. Вздыхая о своей жадности во всех смыслах — ну, что стоило либо травником не надуваться, либо отказаться от прогулки, предложенной Мортфлейс! Но: «Ах, только начало июня, а на южных полянках начала поспевать земляника!», «Ах, купальницы в этом году цветут особенно прекрасно!» — и я радостно согласилась на землянику, на купальницы и на прочее веселье. Еле конца урока дождалась. Трандуил, весь в королевских заботах, только поухмылялся покровительственно, и было видно, что рад он и моему веселью и, отдельно, невинности интересующих развлечений.
Выяснив, что полянки находятся в сердце пущи и людей там встретить совершенно невозможно, порадовалась. Нет, нападения я больше не опасалась, но возник нюанс — недавно купцы привезли товары, и королевский эконом не был уверен, что полностью понимает желания человеческой женщины. Я была звана посмотреть, вдруг что-то понравится, и из любопытства пошла. Так на товары толком и глядеть не стала, неприятно поражённая реакцией людей на себя — боялись глаза поднять, не то, что слово сказать. Впечатлились расправой над браконьерами. Умеет эльфийский король эффектно запугивать. Хотя, казалось бы, купцы — им торговля и налаживание отношений важнее всего, они дерзкими и пронырливыми должны быть. Однако не порывались добрые люди мне продать что-нить или сплетни посплетничать — смотрели с ужасом, как будто я сама этих несчастных съела. Аж неудобно стало. Лучше с людьми и не встречаться вовсе.
Возвращаясь в очередной раз из кустов, с недоумением осмотрелась, не увидя Мортфлейс там, где оставляла её. Прошлась по земляничной полянке, и, добредя до огромного дуба, остановилась под ним, оглядываясь.
И была притиснута к его стволу ссыпавшимся из кроны Леголасом. В первую секунду только и могла, что, купаясь в родном запахе, шептать, что скучала, что ждала, что не знала, как жить без него, но как-то жила. Немного придя в себя, смущённо и испуганно пробормотала, что не одна здесь, и что нам нельзя, и упёрлась руками в его грудь.