Королевская канарейка
Шрифт:
С долгими стонами, пытаясь сдержаться, он тёрся пересохшими губами о мои губы. Наконец, слегка придя в себя, приподнялся и вытянулся надо мной, удерживаясь на руках и пальцах ног, и я почувствовала, как он пытается раздвинуть мои сжатые ноги коленом. Что, неужто даже не поцелует? Вслух не спросила, но он как будто услышал:
— Если я поцелую тебя, то совсем с ума сойду, — голос у него был сдавленный, низкий, как от усилия.
Но какого усилия? Руки, плечи и ноги у него были как из камня
Забывшись, погладила его шелковистое ушко, вызвав мучительный стон.
— Пожалуйста, нет. Не трогай меня, не двигайся или я не сдержусь.
— Я не могу с собой справиться, мне хочется, — и я нежно обхватила его ладонью и сжала.
Он был невероятно твёрд. Принц задышал быстрее, и живот у него задрожал от усилия сохранить прежнюю позу.
— Когда у тебя это было в последний раз? — спросила я.
— Не помню.
Я погладила его грудь рукой. Он весь выгнулся и чуть не упал на меня, но руки и ноги его выдержали.
— А я думала, сидхе не лгут.
— Точной даты не помню, — сказал он, задыхаясь.
Я потянулась рукой чуть дальше и нежно ощупала его окаменевшую мошонку.
— Будешь так дальше — всё кончится, а нам нельзя так, — сквозь зубы, с напряжением, и при этом ровно никак не сопротивляясь.
Я всё равно играла с ним, только нежнее. Он весь дрожал, и я поняла, что выражение «хотеть до боли» в применении к нему — не просто выражение.
— Я хочу быть в тебе, хочу, чтобы ты раньше меня. Я не знаю, как вытерплю столько. Не мучай меня, любимая, — лихорадочный шёпот опалял ухо, и весь он был, как раскалённый камень, прикосновения почти обжигали.
Голова пошла кругом, ноги разжались, и Леголас тут же оказался между ними. Теряя связь с реальностью, с насмешкой подумала, что с утра и предположить не могла, чем кончится день, и что вечером принц будет лежать у меня между бёдер.
— Что ж мне, связать тебя, — и, прижимая мои запястья к алтарю, он приподнялся на колени, оставаясь у меня между ногами.
Вспыхнув, подалась бёдрами навстречу, и следующее, что ощутила, — как его ладони отпускают мои запястья и подхватывают за ягодицы. И как рвётся в меня его тело. Выгнулась, вскрикнув, потому что он тут же вошёл на всю длину.
— У меня нет сил, мне только хочется толкаться сильнее и глубже… — Леголас беспомощно застонал, но держался и не столько двигался, сколько содрогался внутри меня. Я от этого тоже вздрогнула, и он застонал наполовину протестующе, наполовину от удовольствия.
— Тише, сладкая, тише. Будешь двигаться — я не выдержу.
— Я не могу терпеть.
Тут он опустился на меня и обнял:
— Как я мечтал, чтобы ты почувствовала, как я делаю это с тобой, и сейчас не могу, не могу! Я же кончу, как только в ритм войду! — и начал жадно целовать. Оторвавшись
— Ох, как ты хочешь меня! Кончи от того, что я ебу тебя, кончи же! Ну!
Последнее слово перешло в долгий выдох, закончившийся едва ли не воплем, и он начал толчки, удивительно сдержанные для его состояния, но становящиеся всё быстрее и настойчивей.
Нежно и беспомощно посмотрел:
— Со мной всё будет скоро, — и как будто дал себе волю иметь меня с той силой, с какой хотелось.
Подумала было, что не смогу кончить, слишком возбуждена — и тут же закричала от чистейшего наслаждения, вцепляясь когтями в его предплечья, успев вперёд всего лишь на секунду.
Очнулась от того, что на лицо и грудь мне капает тёплый весенний дождь, а потом поняла, что это слёзы. Протянула руки обнять принца; он уткнулся мне в грудь и разрыдался.
Была тронута, тоже немножко повсхлипывала, и ждала, когда он наплачется. Спустя какое-то время принц успокоился, и тихим, каким-то опустошённым голосом сказал:
— Всё, Блодьювидд, народу сидхе от нас более ничего не нужно, мы предоставлены сами себе. Пойдём ко мне? Позволь мне любить тебя сегодня так, как хочется. Не на алтаре.
Молча покивала, и мы, кое-как одевшись, вышли под дождик. Дошли до дворца, никем не встреченные. Я было дёрнулась к главному входу, но Леголас удержал меня за руку и потянул в сторону, в обход, по какой-то тропке. Я пару раз споткнулась, и, поняв, что человеческие глаза не способны видеть в этой темноте, принц подхватил меня на руки. Следующие минут двадцать я судорожно цеплялась за его шею, но он ни разу не поскользнулся и не запнулся, прыгая по каким-то буеракам и взбираясь на деревья, двигаясь уже по ним.
Никогда не бывала в этой части дворца, в покоях принца. Перепрыгнув на террасу с веток огромного дерева, он зажёг несколько светлячков, но в его комнатах было пустынно — заметно, что не живёт никто. Саламандры в камине нет, прохладно и влажно, и температура почти как на улице. Прошлась, рассматривая стены, увешанные оружием. Луки, мечи, копья, кинжалы… чистый арсенал. Таки да, сладенький мальчик действительно убийца восьмидесятого левела. Хотя нет, в следующей комнате маленькая библиотека: книжные шкафы, письменный стол.
— Сладкая, ночь коротка. Пойдём в спальню, — спокойно хрипловато попросил и взял за руку, потянув за собой.
Удивительно, на какую ослепительную нежность он оказался способен, когда над ним перестал довлеть алтарь — а он довлел, но я это поняла только когда мы оказались на обычной эльфийской травке вместо простынки. Когда он не трясся о соблюдении обычая и позволял всё, и можно было гладить, как хочешь. От его поцелуев голова шла кругом, и это становилось всё лучше и лучше, и ночь всё не кончалась.