Королевская кровь. Горький пепел
Шрифт:
Вей Ши выдохнул вскипевший в крови гнев, посмотрел на слугу, на деда, который вертел головой, оглядываясь по сторонам, – шея у него была оливковая, как все тело, цыплячья, седые космы неопрятно лежали на плечах, – и ровно сказал:
– Я выполню волю Владыки.
С тех пор он и служил ишаком для крикливого старого кочевника. Пол-Тафии выходило на улицу посмотреть, как голосящего боевые песни соседа несет на закорках молодой послушник с такой прямой спиной, что удивительно было, как не падает с нее дед Амфат.
– Феби (старика) эфенби (юноша) несет! – кричали дети радостно и бежали
Вей Ши приходил под палящим полуденным солнцем, спускался в домик старика, помогал одеваться и нес в храм. Там Амфат в ожидании обеда сидел на лавке, выстругивал из деревяшек какие-то дудочки и свистульки и оживленно болтал со всеми: с такими же стариками, как он, с прихожанами, монахами, послушниками. А потом, после обеда, Вей относил изрядно потяжелевшего деда обратно. И до вечера то бегал по его заданиям, то таскал на спине по друзьям, кальянным, стоянкам кочевников – везде у Амфата были друзья, и везде его принимали с почтением, вели разговоры, вспоминая былые дни и приключения в те времена, когда Пески еще были опасной пустыней, полной хищников и жестоких духов-песчаников. Вей обычно сидел в стороне, погруженный в свои мысли, но волей-неволей прислушивался и сам не замечал, как его захватывал тонкий голос рассказчика, – и вот он уже сам брел по барханам, отгоняя трещоткой гремучих змей, или искал воду, или обманывал глупых духов. Правда в байках стариков перемешивалась с волшебным вымыслом, но как увлекательно было их слушать!
– Может, я буду вам сюда обед приносить, феби? – поинтересовался Вей Ши через несколько дней мрачно. – Вам, наверное, тяжело по такой жаре.
Старик, разлегшийся на кровати в своем доме, закряхтел и метнул на Вея острый взгляд хитрых глаз.
– Так я ж помолиться хожу, эфенби, – запричитал он, – богов о здоровье попросить. Кто обо мне, старике, кроме них, позаботится?! Налей-ка мне, кстати, воды, горло пересохло, сил нет!
– Помолиться. И с людьми поговорить, – пробурчал Вей Ши, наливая из кувшина воду в большую чистую чашку. Вообще, в домике старого пройдохи было слишком чисто для того, у кого отнялись ноги.
Но тут Амфат попытался присесть, забарахтался в постели, и Вей, устыдившись своих мыслей, поднял его, усадил аккуратно.
– Конечно, поговорить, – сказал старик, напившись. – Вот полежи в одиночестве, внучок, и с таким невежливым юношей, как ты, за радость будет поговорить.
Вей Ши молча принял у него кружку, повернулся спиной, присел, и старик вцепился в его плечи как клещами. Императорский внук снова потрусил к храму, чувствуя, как привычное раздражение в душе капля за каплей сменяется усталым равнодушием, щедро замешанным на обиде. Он понимал, что Мастер что-то хочет показать ему. Но не понимал что.
Дед Амфат
В храме было прохладно и малолюдно, и императорский внук опустил старика на скамью – тот сразу капризно потребовал
Краем глаза он увидел что-то пестрое, мелькнувшее в воротах двора, а следом донесся и звонкий голос гостьи Мастера – она здоровалась с послушниками и стариками, рассевшимися на лавочках. Вей шагнул в тень колонны, услышав от девчонки и свое имя. На ее вопрос откликнулся дед Амфат, что-то долго рассказывая скрипучим голосом и, кажется, расхваливая «эфенби» на все лады, а потом громко воскликнул:
– Так вот, внучка, посмотри, не он там, у родника? Глаза слабые стали, ничего не вижу…
– Он, – подтвердила девчонка, направляясь к Вею. – Спасибо, дедушка!
Вей Ши со вздохом ополоснул черпак в чаше родника и повесил его на стену, из которой и била струя воды. У него опять начинала болеть голова, и он ушел бы, если бы старики, рассевшиеся по скамейкам как седые голуби, не смотрели в его сторону с жадным любопытством и не обсуждали бы что-то – наверняка его – между собой.
– Привет, – робко сказала девчонка, остановившись в нескольких шагах. У ворот храма замерли охранники.
– Зачем пришла? – сухо бросил Вей Ши, глядя в сторону.
Она тут же вспыхнула.
– Не к тебе, не волнуйся. Нужно больно! Я ищу свои вещи. И альбом. Я оставила их здесь… тогда, – она обиженно фыркнула. – Ты не видел, не знаешь, где они могут быть?
Вей хотел ответить: «Они у меня». Но почему-то буркнул:
– Не знаю.
Зачем? Ей достаточно спросить у любого другого монаха или послушника про альбом, и все укажут на Вея.
– Жаль, – расстроилась юная художница. Сильно расстроилась, закусила губу, опустила глаза. – Жа-а-алко… Но что делать. Сама виновата. Нельзя оставлять…
Она бубнила себе под нос, раскачивалась и терла ладонью глаза. Голова у наследника императора разболелась еще больше.
– Ну ладно, ладно, – пробормотала девчонка. – Вей Ши?
– Чего? – откликнулся он, уже желая, чтобы все вокруг провалились сквозь землю – и что-то щебечущий тонким голосом старик, и надоедливая девчонка, и храм этот вместе с картошкой.
– Ты только не кричи, как в прошлый раз, – она порылась в сумке и достала оттуда маленькую баночку. – Я тебе принесла мазь для спины. Мне травница сделала. Она ваша, из Йеллоувиня. Возьмешь?
Он протянул руку – только чтобы отделаться, – коснулся ее ладони. И тут девчонка, дернувшись и чуть не выронив баночку, на чистейшем напевном йеллоувиньском произнесла трехстрочное стихотворение – илью. Из тех, что не могла знать.
– Что ты сказала? – ошарашенно переспросил Вей Ши.
Девчонка недоуменно посмотрела на него.
– Я спросила, возьмешь ли ты мазь, – словно больному, повторила она медленно.
– Нет, – раздраженно сказал Вей. – После этого. Ты сказала: «Старый тигр, белые кости, слава тебе в смерти и посмертии…» – повторил он на рудложском строки из старого предсказания, хранящегося в доме Ши уже пятьдесят лет.