Королевская кровь. Горький пепел
Шрифт:
– Ты стала лучше говорить, Венин, – он провел ладонью ей по горлу. – Я попробую тебя еще подлечить.
Девушка смотрела на него искрящимися от счастья глазами, и Алинке вдруг стало кисло.
– Дати Охтор, дати Охтор, топить ванран? – звонко закричал один из мальчишек из-за спины второй женщины.
«Дати, – отстраненно вспомнила Алина, – обращение к уважаемому мужчине, но не старику. Ванран… купальня?» Она вдруг почувствовала такую усталость, будто разом навалилось все пережитое. Сердито потерла пересохшие глаза и опустила голову. Но тут же снова подняла. Любопытно ведь!
– Топить, – откликнулся Тротт, и мальчишки
– Охтор? – мягко позвала вторая женщина, вытирая руки о передник и протягивая их вперед.
– Да, это я, Далин, – проговорил Тротт, и она улыбнулась немного робко, но радостно. Голову она держала чуть склонив, словно прислушиваясь, но смотрела куда-то в сторону, и глаза ее были мутными, окруженными шрамами.
Далин
«Незрячая, – тяжело отметила принцесса. – А вторая говорит с большим трудом… И что это значит? Что значит? Да ничего не значит», – окончательно рассердилась она и шмыгнула носом. И, конечно, все присутствующие сразу посмотрели на нее.
– Кры-ылья, – протянула первая девушка, Венин, указывая на принцессу рукой. – Ты взя-ал себе-е еще женщину?
Алина, неловко переминающаяся с ноги на ноги, нахмурилась. Теперь-то она точно расслышала!
– Женщину? – повторила она почти шепотом, чувствуя, как каменеют скулы и жарко становится щекам.
– Нет, – сдержанно проговорил Тротт.
– Жена-а? – с грустным любопытством спросила Венин. – То-оже крылья, как у тебя-а!
– Алина – моя ученица и гостья, – сухо пояснил профессор. – Примите ее как сестру, мои оихар. Мы голодны. Далин, накрой на стол. Алина, вы хотите помыться?
– А? – заторможенно откликнулась принцесса. – Да, очень. Пожалуйста. Буду рада.
Внутри дом состоял из одной комнаты, в которой находились и беленая печь – от нее ужасно несло жаром, несмотря на открытые окна, – и несколько широких лавок у стен, застланных как постели, и настоящая кровать. Большой стол, крепкие стулья-табуреты вокруг, множество полок с утварью и сундуков, подвешенные к балкам шкуры и травы. Было очень чисто – впрочем, в доме Тротта не могло быть иначе. И пахло вожделенным хлебом и кислым молоком. Алина, положив сумку на указанную ей скамью, почувствовала, как дрожат руки. И, когда села с лордом Максом за стол, чуть не расплакалась от голода. Тут были и хлеб, и масло, а Далин, даром что слепая, ловко доставала плоские горшки из печи и ставила их перед путниками: мясо с какими-то овощами, продолговатые клубни, очень похожие на картофель, густой напиток, пахнущий ягодами. Венин расставляла посуду, радостно поглядывая на Тротта, он же задавал вопросы про дела поселения, и женщины ему отвечали. Алинка молчала. Она чувствовала себя лишней, и ей было очень неловко перед хозяйками. И еще она очень сердилась на лорда Макса – ведь не предупредил, не рассказал, что живет не один.
– Не ешьте сразу много, – предупредил инляндец, когда она взялась за ложку. – Будет плохо.
– Знаю, – буркнула она в тарелку и с наслаждением откусила маленький кусочек чуть кисловатого, но очень вкусного хлеба.
После ужина Тротт поднялся, сообщив, что должен поговорить с главой поселения. За окнами уже стояла темнота, а внутри дома Венин зажгла несколько свечей и лучин. Печь уже потухла и остывала.
– Венин и Далин покажут вам ванран и помогут там, – сказал профессор, открывая дверь. Женщины закивали, а Алинке захотелось броситься за ним, вцепиться и умолять не уходить, но она стиснула ладонями края скамьи и тоже кивнула. Дверь захлопнулась, и тут же поднялась слепая хозяйка, Далин. Принцесса чуть сжалась, а женщина подошла к ней и спросила робко:
– Можно потрогать тебя? Я не вижу.
– Ой… да! – с облегчением проговорила Алина. Кажется, ее тут боялись больше, чем она их.
– Красива-а-ая, – сообщила вторая, Венин. – Воло-о-осы би-елы-ы-ые. Как у ко-азы-ы.
Далин, как раз трогающая волосы, улыбнулась. Она была очень милой, чуть полноватой, и улыбка была приятной, и руки – мягкими и теплыми, и тем страшнее смотрелись шрамы вокруг незрячих глаз. Она коснулась крыльев, погладила.
– А мне можны-о? – застенчиво попросила Венин. – Кры-ы-ылья?
Алина глянула на нее, в горящие интересом глаза – и вдруг увидела в ней себя, молоденькую любопытную девушку. Никакой агрессии или обиды. Значит, это в порядке вещей – когда лорд Тротт приводит кого-то в дом?
– Очие-ень краси-ивая, – глухо выговаривая звуки, повторила Венин, когда хозяйки вдоволь нагладили пух на крыльях, а принцесса по их просьбе оными крыльями помахала – со смешком понимая, что чувствовал после подобного профессор. Женщины оказались совсем безобидными и спокойными, и пятая Рудлог расслабилась, завертела головой, разглядывая дом.
– Хотела бы и я знать, как выгляжу, – сказала она печально. – У вас нет… – она сообразила, что не знает, как будет «зеркало», и замялась, пытаясь подобрать слово. – У вас нет, чтобы я могла посмотреть на себя?
Венин наморщила лоб, пытаясь понять, а Далин, прислушиваясь, вдруг махнула рукой в сторону двери.
– Посмотреть в трогше, – сказала она и повела ладонью вокруг лица. – В ванране. Пойдем?
«Трог – это вулкан, – вспомнила Алина, когда Венин вручила ей плошку с разбрызгивающей жир свечой, сама взяла вторую и поманила к выходу. Далин шла за ними. – А „ше“ тогда что?»
Во дворе было темно и очень тихо, и глаза мгновенно перестроились на ночное зрение. В курятнике приглушенно ворковали засыпающие куры, из далекого леса слышались пение птиц и верещание ночных ящеров. Тускло сияли две луны, одна за другой уже поднявшиеся на небосвод, да кое-где виднелись на облаках красные пятна вулканического света.
– Как раз ванран согрелся, – проговорила Далин из-за Алинкиной спины. – Охтор приказал помочь, пока вымоешься, а там подкинем дров для него, еще больше нагреем. Он любит, чтобы было пожарче, когда его моют. Придет – будет доволен.
«Охтор любит, когда его моют, – сказала себе Алина упрямо. – Не лорд Тротт. Он просвещенный человек и вообще не очень-то любит чужие прикосновения».
Они спустились в ванран, оказавшийся даже не постройкой – холмиком с уходящей под землю дверью и небольшими окошками под дерновой крышей, из которых тянуло дымком и паром.
– Ба-ольшо-о-ой! – гордо сказала Венин, поворачиваясь к Алине, и застыла, подняв руку со свечой и рассматривая гостью. – Глы-аза-а-а! Светя-а-а-атся! Ка-ак у Охто-ора!