Королевская кровь. Книга третья
Шрифт:
— Полетели домой, Ани-лиша. Я слишком много дней тосковал без тебя.
Глава 16
В шесть часов утра под моросящим серым дождем к дому Кембритчей подъехал белый длинный автомобиль с государственным гербом на крыле, и впустившему раннего гостя в дом дворецкому со всем апломбом было объявлено, что виконта Лукаса Бенедикта Кембритча приказано доставить в Глоринтийский дворец, на встречу с Его Величеством Луциусом Инландером. Дворецкий невозмутимо принял у третьего помощника секретаря
В шесть пятнадцать неторопливо освежившаяся хозяйка дома набрала на телефоне номер, которым не пользовалась уже много лет.
— Шарлотта Кембритч, — проговорила она в трубку ровно, хотя заметно волновалась, — Ваше Величество, приветствую вас. Простите мой ранний звонок, но что за спешка, Луциус? Мальчик спит, он только после болезни, совсем слаб.
— Лотти, — суховато и после небольшой паузы ответил король Инляндии, — удивлен, удивлен.
— Чему же? — проговорила она мягко, успокаиваясь.
— Ты почти семь лет не звонила мне.
— Повода не было, — сказала она непринужденно. — Не могла же я отрывать тебя от дел по пустякам.
— Твои дела никогда не были для меня пустяками, кузина, — ответил он любезно. — А что касаемо твоего «мальчика», так слабость и болезнь не помешали ему совершенно возмутительным образом нарушить режим и сбежать из лазарета. Так что к семи должен быть у меня.
Тетушка леди Шарлотты в свое время сделала блестящую партию — вышла замуж за отца Луциуса, и Инландер, несмотря на всю свою суховатость, к родственникам относился с доступным ему радушием. И, хотя публично фамильярность была недопустима, в кругу семьи и частных беседах он мог быть приятным и даже остроумным.
— Лици, — проворковала леди Шарлотта в трубку, будто ей было не за пятьдесят, а семнадцать, — сжалься. Это ты жаворонок, а нам, простым смертным, никак не приспособиться к твоему режиму. Пусть поспит. Перенеси хотя бы на одиннадцать.
Его Величество недовольно кашлянул в трубку.
— В одиннадцать, — сказал он, и леди довольно улыбнулась себе в зеркале, поправила воротник пеньюара. Сейчас будет встречное условие, Луциус не делал одолжений без немедленного взымания долга. — И, Лотти. В пятницу Серебряный бал. Я хочу, чтобы ты была. Вместе с сыном.
— Конечно, — пообещала графиня Кембритч. — Благодарю за доброту, Ваше Величество.
Без пяти одиннадцать Люк, одетый в строгий костюм, который в спешном порядке был доставлен ранее остального заказанного матерью гардероба, любовался своим разбитым лицом в зеркала, коими обильно была украшена секретарская у приемной Его Величества. Виталисты постарались на славу — отек спал, синяков почти не было видно, но некая покореженность наблюдалась, как и розовеющие свежие шрамы от рассечений. Личный секретарь Его Величества, лорд Палмер, вышедший из кабинета, позволил себе несколько оценивающих взглядов, прежде чем пригласить Кембритча на аудиенцию.
Высокий, сухой, с начавшими седеть рыжими волосами, король Луциус на мгновение поднял блеклые голубые глаза на вошедшего, задержал взгляд на его лице, чуть нахмурился, но милостиво кивнул ему в ответ
Люк, подавляя неуместную веселость, молчал, оглядывая кабинет. Небольшой, душный, с маленьким окном. Тяжелая и темная дубовая мебель с резными гербами, глубокий камин с широкой трубой, выложенной белой плиткой с лазурной росписью, шкафы, кресла. Весь этот доисторический хлам сдать бы в музей, но ведь традиции. Традиции для Инландеров — это все. Да и весь Глоринтийский дворец производил гнетущее впечатление — темный, с небольшими помещениями, длинными гулкими коридорами со старым паркетом, тихими слугами. Он никогда не любил здесь бывать. Неудивительно, что правящая династия напоминает тихих неврастеников — попробуй остаться со здоровой психикой, когда растешь в этом подавляющем складе старых вещей.
Запах табака щекотал ноздри — Его Величество никогда не курил на людях, но в работе баловался, и Люк чуть поморщился, вдохнув едкий приторный дымок — сам он не любил сигарет со сладким вкусом, справедливо полагая, что добавки только портят удовольствие.
— Кембритч, — наконец, холодно сказал король Инляндии, отложив бумаги, — приглашаю вас пройтись. У меня к вам разговор.
— С удовольствием, Ваше Величество, — учтиво ответил виконт, и, подождав, пока Инландер пройдет к двери, направился за ним.
— Итак, — требовательно произнес Луциус Инландер, когда они прошли в длинную портретную галерею, опоясывающую высокий холл на втором этаже, увешанную изображениями рыжих предков нынешнего короля, и медленным шагом стали прогуливаться вдоль картин, — вы знаете, о чем я хочу с вами поговорить.
— Догадываюсь, Ваше Величество, — подтвердил Люк, разглядывая королевского предка в чудовищном парике и с таким же снисходительным выражением на лице, как и у взирающего на виконта монарха. Черт бы побрал этого тха-охонга, позволившего Луциусу навязать ему долг жизни.
— Речь пойдет о долгах, — вторя его мыслям, продолжал Луциус отстраненно, поглядывая вниз, в холл, через темные перила, — давних и новых. Ваш дед, герцог Дармоншир, был человеком достойным, но, как вам известно, несколько нетерпимым, — Люк вежливо склонил голову, хотя определение «несколько» явно покойному деду льстило. — Он был столпом Инляндии, верно служил моему отцу, затем мне, и стал для меня не только наставником, но и другом. Перед смертью, пять лет назад, он обратился ко мне с просьбой, кою я и намерен выполнить.
Очередной Инландер на портрете пытался выглядеть грозным. Настолько, насколько может быть грозной унылая собака с обвисшей мордой.
— Он просил меня настоять на том, чтобы его внук, отказывающийся от титула из-за давней ссоры, принял его, обеспечив достойное продолжение рода Дармоншир, — добавил Его Величество размеренно. — Вы же самым возмутительным образом игнорировали свой долг и мои приказы. И даже осмелились уехать из страны и принять рудложское гражданство.
— И до сих пор являюсь подданным Рудлога, — напомнил Люк вежливо.