Королевская кровь. Сорванный венец
Шрифт:
Тем же вечером за ужином Мариан Байдек надел на палец своей невесте скромное помолвочное кольцо, тем самым закрепив свои права. Его зверь сыто порыкивал где-то на задворках сознания, перестав беситься. Может, дело было в том, что полная луна уже пошла на убыль. А может, в том, что та, кого он так сильно желал, смотрела на него светящимися глазами, обещающими, что совсем скоро она будет принадлежать только ему.
Ночь. Осень. Мелкий теплый дождь гулко и часто стучит по стеклам. Пахнет свежестью, дымом
Старый домик лесника с единственным светящимся окошком. За домиком веется дымок из пристроенной баньки, спускающейся настилом прямо в озеро.
У окна двое. Девушка, прижавшаяся к плечу мужчины, и ее муж, бережно обнимающий ее и что-то тихо рассказывающий ей на ухо.
Когда-то давно, возлюбленная моя, так давно, что и не вспомнить, на Севере жили такие же суровые и неуступчивые люди, как сейчас. И не было тогда других венчальных обрядов, кроме того, что творили двое в полном молчании под присмотром лунной ночи. Это обряд поклонения жене, обряд обновления и нового рождения…
Я раздену тебя донага, любимая моя, сниму кольца и серьги, чтобы ничего не оставалось на теле, распущу твои прекрасные волосы. Отнесу тебя в дом Жара и Здрава и трижды омою тебя озерной водой под присмотром богов. Обрежу твои светлые волосы на три ладони, и мы сохраним их для оберегов наших детей. Нет ничего сильнее, чем волосы девушки в ночь, когда она станет женщиной…
– Хорошо, – выдыхает она покорно, завороженная его низким голосом.
Я распарю твое тело так, что ты перестанешь чувствовать себя, а кожа твоя станет светящейся, как шелк. Окуну в прохладную купель, и ты будто заново родишься. Бережно оботру тебя, сердце мое, собирая капельки воды с твоего тела, расчешу гребнем и одену в белую чистую сорочку с вышитыми божественными колесами. А затем возьму тебя, теплую и разомлевшую, на руки и отнесу сюда, на наше супружеское ложе. Здесь ты будешь отдыхать и ждать меня, не произнося ни звука, пока я буду омываться сам и творить брачную молитву, чтобы боги даровали нам здоровых детей и долгую любовь. А потом я поднимусь к тебе и сделаю тебя своей женой…
– Хорошо, – шепчет она, и он легко касается ее губ целомудренным поцелуем.
Скрипучая широкая кровать, застеленная хрустящими белоснежными простынями. Потертый теплый ковер на полу. Много цветов, небрежно брошенных чьей-то неторопливой рукой, и их медовый запах.
Огонь в камине, статуэтки богов на каминной полке, терпкий запах смолы и раскаленного камня. Девушка, сидящая на кровати в длинной белой сорочке. Мужчина у ее ног, словно поклоняющийся ей. Диковатый блеск его глаз и мощные руки, скользящие вверх по тонким гладким щиколоткам. Хриплый шепот…
Моя…
Теплые губы на внутренней поверхности бедра, головокружительный женский запах, чуть царапающаяся мужская щетина, тонкие пальцы в волосах мужчины, его судорожный вздох.
Моя…
Какое счастье, что я могу смотреть на тебя, сколько захочу, и не отводить взгляд. Какое счастье, что я могу трогать тебя так, как захочу, и видеть, как розовеет твоя кожа и туманится взгляд. Как описать, что я чувствую, когда ты так открыта для меня, любимая? Когда ты так близко,
Скользящая вверх по телу брачная сорочка, прикрытые блестящие глаза, совершенная грудь в отблесках пламени. Теплые руки на мягком животе и влажный сосок, попробованный на вкус. Первый приглушенный стон. Первый вздох удовольствия. Пальцы, сжимающиеся на плечах. Мягкое тело на хрустящих простынях.
Как я могу описать тебе, что ты делаешь со мной, просто касаясь меня? Твоя ласка такая робкая, что я периодически замираю, боясь тебя спугнуть. Твои губы такие сладкие, что я бы пробовал их вечно и не мог бы насытиться. Ловлю твое дыхание, чтобы познать, как ты откликаешься.
Моя…
Как я боюсь сделать тебе больно. Как я хочу тебя. Сердце мое, жизнь моя.
Ты заставляешь мое тело гореть, ударяешь в голову как терпкое вино. Видят боги, я не могу больше ждать. Я слишком долго ждал и точно умру, если прямо сейчас не возьму тебя.
Движение, вскрик, всхлип, стон, слезы в уголках глаз. Мощные руки, удерживающие на месте. Прерывистое дыхание. Нежные касания губ. Прости.
Совсем моя…
Скрип кровати, стук дождя, низкий рык мужчины, сладкий запах цветов, прикрытые затуманенные глаза, судорожные всхлипы-полустоны, треск поленьев в камине, ноготки, царапающие сильную спину, наслаждение на грани боли или боль на грани наслаждения.
Как же я жил без тебя все эти годы, не имея надежды хоть когда-нибудь прикоснуться к тебе?
Мыслей больше нет. Есть только бесконечное и безжалостное движение, хриплые крики, стреляющие безумным огнем по позвоночнику, нетерпеливые вздохи. Ставшие вдруг требовательными мягкие губы, солоноватый запах страсти, влажные тела, взгляд глаза в глаза, и все ускоряющийся мир, который неумолимо чернеет и вдруг взрывается, заставляя глухо рычать и содрогаться.
Тишина, прерываемая громким дыханием двоих. Ночь, стыдливо заглядывающая в окно. Двое, принадлежащие друг другу. Отныне и навсегда.
Моя? Моя?
Твоя, Мариан. Твоя.
Часть пятая
Глава 1
Марина
Я кормила яблоком маленькую кобылку, которая аккуратно, но с громким хрустом кусала сочный плод, касаясь моих рук бархатистыми губами. Она жевала и закатывала глаза от удовольствия, а я обнимала ее, гладила по лбу с белой звездочкой и испытывала такое счастье, которое, наверное, можно ощущать только в детстве.
Раздался свист кнута, и Люк погнал лошадку по кругу. Малышка в ужасе неслась прямо на горящее кольцо, а я кричала, потому что знала, что случится дальше.
Лошадка прыгнула и вспыхнула огнем, а Люк, превращаясь в Смитсена, сказал многоголосым голосом «Вот так-то лучше!» и потянул ко мне удлиняющиеся руки.
Я с трудом, как сквозь кисель, побежала от него, подбежала к умирающей кобылке. Лошадь хрипела, билась и смотрела на меня мамиными глазами.
«Бей первой, дочка», – сказала она и…