Королевская охота
Шрифт:
— Так стало быть, ты отправился стряпать? — спросил его Эктор.
— Да, отправился.
— Прекрасно. Значит, ждать придется часа два или три… Господа, пойдемте осмотрим траншеи, у нас с вами в запасе достаточно времени.
— Три часа? — изумился Кок-Эрон. — Это вы о чем?
— Ну да, конечно… такой славный обед… не сердись, мы положим четыре часа.
— Полчаса, и довольно! — вскричал Кок-Эрон и бросился со всех ног.
— Ну и чудак, — произнес Фуркево, когда Кок-Эрон исчез за палаткой.
— Этот чудак бросится за меня в огонь и в воду, — ответил де Шавайе, — но чтобы он исполнил ваш приказ,
— Да где же он возьмет обед? — спросил граф, все ещё не избавившись от беспокойства.
— Думайте лишь о том, чтобы мы никогда не имели обеда хуже того, что он нам принесет, — ответил Эктор, бросаясь на травку, — а уж мой слуга не ударит лицом в грязь ни при каких обстоятельствах.
— А ведь имя его пробуждает во мне немало воспоминаний, — вступил в разговор де Рипарфон. — Да и лицо его не из тех, что легко забываются. Сколько форелей я поймал в его компании, когда жил в замке де Шавайе!
— Кок-Эрон был свидетелем моего рождения, — медленно произнес Эктор, — и с того дня не покидал меня ни разу. Он разговаривает со мной, как равный товарищ, а действует, как верный слуга. Я спокойно переношу все, что он мне говорит, потому что знаю наперед: он сделает, как мне хочется. Ничто его не удивляет, ничто не страшит. Мне даже кажется, да и почти уверен, что его ничего не волнует, кроме того, что касается меня. Он предан, как собака, и у него лишь один порок — страсть противоречить. Эта страсть владеет им в такой невероятной степени, что остается лишь одно — согласиться с его собственным мнением.
Тут возвратился запыхавшийся Кок-Эрон. Достойный служитель нес в руках целую стопку тарелок, стаканов, ножей, вилок и салфеток. В одну секунду он притащил из соседней палатки сундук, нашел скамейки и накрыл стол.
— Стол накрыт, — важно сообщил он, — сейчас будет подано кушать.
И исчез. Но только для того, чтобы через пять минут снова появиться с тремя или четырьмя запечатанными смолой бутылками и большим пирогом, золотистая корка которого светилась на солнце, как панцирь огромного краба.
— Займитесь пока этим, — весело промолвил он, поставив бутылки на стол.
При виде такого зрелища лицо де Фуркево просияло. Он раскупорил бутылку, попробовал вино, понюхал пирог и с удовольствием стал его резать.
— Кок-Эрон, — произнес он с энтузиазмом, — ты великий человек.
Но тот уже выскочил наружу продолжать свое дело.
Через некоторое время он вернулся в сопровождении двух солдат, несших превосходный окорок, четверть жареного теленка, колбасы и сосиски, куропаток, перепелов и приготовленного на вертеле зайца. Сам Кок-Эрон возглавлял отряд с дополнительным числом бутылок и корзиной с фруктами; лицо его сияло.
— Ну, знаешь, Кок-Эрон, де Шавайе говорил, сам не зная, что, — вскричал де Фуркево. — Такой обед!.. За твое здоровье, Кок-Эрон!
— Благодарю вас, сударь…Сделал, что мог…Но не сердитесь на маркиза: он все говорит из противоречия мне.
— Серьезно? — спросил де Рипарфон.
— Да, сударь, это порок моего господина. Впрочем, он вполне обходится без прочих.
— Скажи, пожалуйста, — обратился к Кок-Эрону граф, — как это ты успел все сделать?
— О, это очень просто, — со скромным видом ответил тот. — Я купил четверть теленка и сосиски, взял взаймы вина и окорок, а остальное — просто взял.
— Наш приятель, — заметил де Рипарфон, — пользуется в речи тремя глаголами, на которых основана вся мудрость жизни: купил, занял и взял.
— Посему я и сделал его своим первым министром, — заметил Эктор.
Закончив обед десертом, все трое расположились на траве, и тут де Фуркево произнес:
— Вот минута, когда герой в древних сказках рассказывает свою историю. Я бы очень желал, чтобы вы последовали этому обычаю, дорогой де Шавайе. Уже час или два, как жизнь повеселела, и мне хочется сделать её ещё приятнее.
— Хорошо, но вам придется слушать довольно долго, — ответил Эктор.
— Ничего, вина у нас достаточно.
— Притом о себе я буду говорить в третьем лице.
— Это что же, из скромности, что ли?
— Ну, может быть, из тщеславия.
— Эти два слова часто звучат, как синонимы, — сказал де Рипарфон. — Начинайте.
— Что же, слушайте.
ГЛАВА 3. ВЛАДЕЛЕЦ ЗАМКА
Еще и поныне на границе провинции Дофин, вблизи Вьенны, виден старинный замок, почерневший от времени, массивный, четырехугольный, с изрытым пулями фасадом, кое-где пробитым пушечными ядрами. Этот замок, господствовавший над долиной, спускавшейся к берегам Роны, носил название «Замка волшебниц», потому что по сторонам его главного входа стояли статуи четырех волшебниц, которые выдержали десять осад и вписали тем самым яркую страницу в историю провинции. Лигисты, протестанты, фрондеры и роялисты брали его, сдавали, взрывали стены, делали расселины в башнях и взламывали его крышу, но так и не разрушили до конца. И владелец его говорил, что только дьявол способен повергнуть его на землю.
В конце прошлого века этому владельцу, маркизу де Шавайе, было лет под пятьдесят. Он был высокий, сильный мужчина, живой и проворный для своих лет, веселый и храбрый, как принц Конде, большой любитель охоты, гордый, как дуб, предприимчивый и решительный, но настолько добрый, что отдавал все просившему.
В свое время он воевал во Франции и в Италии, был во Фландрии и в числе тех, кто последовал за принцем Конде в Венгрию. Естественно, добрый характер привел его к тому, что он прожил самую лучшую часть своего состояния. Впрочем, это его мало огорчало: лишь бы у него были конюшня, псарня и винный погреб, остальное его не беспокоило.
Как-то, когда он готов был отправиться на охоту, при нем зашел разговор о девушке-сироте благородной фамилии, которую выгоняли за порог заимодавцы её отца. Узнав об этом, старый воин поехал в тот дом, сев на свою лучшую лошадь, и возвратился с сиротой.
— Живите здесь, как у себя дома, — сказал он ей. — Со мной легко ужиться, и беспокоить вас я не стану.
Три месяца спустя один из местных охотников рассказал, что некий сосед-барон, живший промеж распутных девок, позволил оскорбительно отзываться о бедной сироте. Маркиз промолчал, что было признаком его сильного гнева, велел оседлать лошадей и помчался к барону.