Королевская охота
Шрифт:
— На этот раз, мой господин, такой опасности для тебя не предвидится, — на лету подхватил шутку барон. — Однако зрелище будет, надеюсь, не хуже! — Самора засмеялся вслед за сидящими рядом с королем, а потом дал знак начинать. Что? О чем они говорят? — спрашивали те, находился чуть поодаль от трона. Им объясняли, они передавали содержание шутки своим соседям, и волны смеха катились вдоль помоста, правда, те, кто находился дальше с и до кого произнесенное варваром дошло уже в сильно искаженном пересказе, поняли лишь то, что есть какие-то странные женщины, у которых снизу все устроено,
По знаку барона, открылась дверца под помостом, и на посыпанную песком полукруглую арену выскочил огромный тигр. По рядам зрителей, многие из которых впервые видели такого зверя живьем, прошел легкий шум. Хищник лениво посмотрел на притихших людей и, оскалив пасть, прошелся пару раз вдоль решетки, потом улегся прямо напротив короля, время от времени постукивая длинным хвостом о землю.
— О-о-о! — раздался возглас сотен глоток, потому что вслед за полосатым хищником на арену выскочил лев и грозно зарычал на тигра.
Тот приподнялся было на передних лапах, но отвернул морду в сторону и только глухо проворчал в ответ, что было встречено громом аплодисментов и криками собравшихся: как никак лев был символом аквилонского королевства. Большинство из гостей впервые видели и этого зверя, и даже киммериец, склонившись к уху Саморы, сказал:
— Ну, барон, удивил так удивил! Я видел как-то подобное чудище, но был тогда, можно считать, чуть ли не в гостях у самого Сета. Неужели он из…
— Точно, мой повелитель, — даже не дослушав, радостно потер ладони хозяин замка. — Этого красавца доставили прямо из Стигии.
Последние слова Саморы заглушил ропот зрителей: на арену, переваливаясь, вышел медведь. Зверь, конечно, всем знакомый и, можно сказать, почти свой, но такого огромного владыку северных лесов вряд ли приводилось видеть кому-либо из присутствующих.
Медведь, между тем, медленно поднялся на задние лапы, и оскалившиеся было громадные кошки сразу как-то присмирели и остались на своих местах, настороженно глядя на нового пришельца.
Медведь не стал продвигаться вперед и улегся у самого входа, так что три зверя расположились почти по кругу, не спуская глаз друг с друга. Толпа зрителей гудела в ожидании того, что последует дальше.
— Как считает его величество, — повернулся к Конану барон, — я думаю, крупнее этого мишки и быть не может?
— Да-а-а, — услышал позади себя варвар голос графа Просперо, элегантного, щегольски одетого вельможи из Пуантена. Невзирая на свой несколько легкомысленный вид, Просперо, давний соратник киммерийца, командовал армией Аквилонии и не единожды показал себя талантливым полководцем. При недавнем разгроме объединенных армий Офира и Кофа пуантенец собственноручно зарубил офирского монарха Амальруса. — Пожалуй, Самора прав. Уж сколько я на медведей охотился, но такого громадного припомнить не могу.
— А вот мне, друг Просперо, привелось как-то столкнуться и с более крупной бестией! — заметил, повернувшись к нему, киммериец. — И, скажу тебе, та
«Что-то в последнее время я стал часто возвращаться мыслями к Хельсингеру… — думал меж тем варвар. — Я ведь, наверное, специально старался не вспоминать Хайделинду — они с Эрлендом по-настоящему любили друг друга, и, не сомневаюсь, счастливы и поныне… И все-таки, — легкая улыбка тронула губы короля, — в ту ночь в затерянной среди леса лощине мы были вместе… и юная герцогиня, как мне показалось, осталась вполне довольна. Какая она была красавица! Высокая, гибкая, с густыми светло-пепельными волосами, огромные фиалковые глаза… Одна из самых красивых женщин, которые мне встречались… Хотя, — усмехнулся про себя киммериец, — все они были самыми лучшими — каждая в свой час. И какова шельма — я ведь тогда не хотел ее трогать, Эрленд все-таки был моим другом, а она сама… — он полузакрыл глаза и снова на мгновение пережил прекрасное, уже почти забытое ощущение прикосновения к гладкой коже прелестной немедийки. — Понравился я ей… или просто девчонке стало любопытно… Кто знает! Вот уж действительно: до конца этих женщин понять невозможно…»
Как бы подтверждая мысль короля о женском сумасбродстве и непредсказуемости, в толпе придворных послышался легкий вскрик, и собравшиеся зрители увидели, как случайно оброненная кем-то черная женская перчатка мягко шлепнулась в песок, как раз посреди трех хищников. Вслед за этим в наступившей тишине послышался звонкий девичий голос:
— Ведь ты говорил, Альгимант, что на все готов ради меня! Достань мне перчатку, и я смогу поверить твоим словам!
— Изволь! — раздалось в ответ, и в то же мгновение на арену спрыгнул высокий молодой мужчина.
Все оцепенели, над ареной повисла мертвая тишина. Звери, заметив вторжение на уже поденную ими территорию, глухо заворчали, но никто из них пока не двинулся с места. Альгимант, а это был он, смело прошел по центру песчаного круга и, наклонившись, поднял перчатку. Положив руку на рукоять кинжала и наблюдая краем глаза за поведением зверей, он сделал несколько шагов к помосту и остановился: все увидели, что у юноши нет возможности выбраться обратно, даже если звери, набросившись не разорвут его на части.
Край помоста находился довольно высоко, но Альгимант мог бы взобраться по переплетениям решетки, однако там, где она примыкала к возвышению для зрителей, с одной стороны лежал тигр, а с другой — медведь. Собравшиеся зрители затаили дыхание: гибель молодого офицера казалась неминуемой.
— Держи! — Конан быстрее всех сориентировался в ситуации и, сделав два стремительных шага к краю помоста, сорвал с себя и протянул вниз свой пояс.
Альгиманта не пришлось уговаривать дважды: он метнулся вперед и цепко ухватился за свисающий конец ремня. Помогая себе носками сапог, он в два счета, очутился наверху.