Королевский дуб
Шрифт:
Но… предложение тут же получило два необходимых голоса „за". После этого оно было поставлено на голосование и… прошло. Моя обязанность как президента сообщить тебе об этом. Но я также хочу, чтобы ты знала, что с данной минуты вступает в силу мой отказ от должности. Энди… я никогда в жизни не была такой злой, как сегодня была зла на кучку этих бесхребетных женщин. И не могу выразить тебе, как я ненавижу все это.
— О Тиш, миленькая, дорогая… не отказывайся от должности из-за меня, — попросила я, обнимая подругу. — Мне глубоко наплевать, если они с барабанным боем вышвырнут меня из этого проклятого клуба, но мне далеко не безразлично,
— Дело не в тебе. — Лицо Тиш покраснело. — То есть да, в тебе. Я не собираюсь принадлежать ни к одной группе, если она не будет гордиться тем, что ты являешься ее членом. Все они дуры. Но дело не только в этом. Дело в том, что я не хочу лебезить перед Пэт Дэбни. Злобная, злопамятная, ревнивая стерва с грязным языком, и мне безразлично, если все остальные в городе боятся ее. Я бы отказалась от рая, если бы знала, что она там.
— Кто же те двое, кто… подписал мне приговор, если так можно сказать?
К собственному удивлению, я обнаружила, что не удивлена, не особенно обеспокоена по поводу того, что меня вышибли из клуба. Месяцем или двумя раньше я была бы расстроена до отчаяния: я бы очень переживала из-за Картера.
— Мать и сестра Тома, — горько улыбнулась Тиш. — Две женщины, которые должны были бы стоять перед тобой на коленях и благодарить за то, что ты сделала счастливым этого человека. Те самые женщины, что наиболее справедливо и ядовито осуждали Пэт, когда Том был женат на ней. О, злобствующая тупоумная старуха и бедная изголодавшаяся мстительная старая дева…
— Вот это да, — воскликнула я, — выгнана из клуба „Дамы Пэмбертона" дамами Дэбни! Что за союз! В чем, собственно, меня обвиняют?
Румянец Тиш сделался ярче. Она отвела глаза:
— Вот это и есть самое неприятное, Энди… Содействие в растлении малолетних или пэмбертонский эквивалент этого. В письме говорилось что-то по поводу того, что ты и Том используете Хилари на Козьем ручье в… аморальных, оккультных и грязных занятиях. А когда я заявила, что все это — дерьмо собачье, все, кто присутствовал на заседании, сказали, что они слышали разные версии этих рассказов. Конечно, дело рук Пэт.
Я почувствовала, как кровь отлила от лица, а руки сделались неуклюжими от холода и ярости. Я включила зажигание и наддала газу.
— Подожди… что ты делаешь? Не надо глупостей! Все отзовется на Хил. — Тиш протянула руку и выдернула ключи из замка. Мотор захлебнулся и заглох.
— Я собираюсь отправиться в полицейский участок и заявить на Пэт Дэбни за клевету. Затем я намерена найти юриста и подать в суд, чтобы выпустить из нее кишки. Ну а потом я собираюсь поехать к нашей белокурой даме и выдернуть каждый обесцвеченный волос из ее черепа. Если ты беспокоишься, я тебя высажу. Но я намерена все это сделать. Неужели думаешь, что я допущу, чтобы подобные разговоры по поводу Хил… продолжались?!
Тиш глубоко вздохнула.
— Энди, — проговорила она осторожно, — если ты непременно хочешь, чтобы разговоры такого рода продолжались, а со временем достигли и ушей Хилари, если ты хочешь попросту заручиться гарантией, что все это обязательно произойдет, поступай, как знаешь. Ну, давай! Ты никогда не дождешься конца сплетен. За всю жизнь не дождешься. Но, если ты хочешь, чтобы слухи прекратились в возможно короткий срок и дошли
— Значит, просто позволить ей остаться безнаказанной? Просто позволить ей… восторжествовать? — возмутилась я.
— Она восторжествует только тогда, когда увидит, что причинила тебе боль, — вздохнула Тиш. — Если ты будешь игнорировать Пэт, то это не только остановит ее, но и принесет ей поражение. Она не может оскорбить того, кто не позволяет себе быть оскорбленным. Те глупые женщины не верят всем ужасным, просто дерьмовым россказням о тебе, даже если они действительно слышали их… а они, скорее всего, слышали. Каждой из них движет страх перед Пэт Дэбни. Перед Пэт, ее знатным именем и деньгами. Между прочим, я не осуждаю тебя — мне бы хотелось выдернуть ей ресницы и ногти после того, как ты вырвешь ее космы, а еще — держать эту дамочку, пока кто-нибудь наносил бы татуировку в виде горгон на ее груди…
Я закрыла рунами лицо, но помимо моей воли смех прорвался сквозь пальцы:
— О Бог мой, ты права. Я знаю, что ты права. Но… Тиш, ты расстроена из-за клуба?
— Я расстроена только потому, что они оказались дурами и жабами. Я думала о многих из них гораздо лучше. И отказалась бы от должности независимо от того, о ком они болтали всю эту чушь. Энди, это же я. Я не позволю людям говорить подобные вещи о тебе или о Хилари, не позволю, пока жива.
— Я люблю тебя, — плакала я. — Ты спасала мою задницу, мое тело и душу так много раз…
— И, если я сделаю так еще пятьдесят раз, все равно не расплачусь с тобой за то, что ты протащила меня по всей английской литературе тогда, в Эмори. Поехали. Давай заедем ко мне домой и выпьем как следует.
— О Тиш… Я не могу. Я обещала Тому и Хилари, что мы сегодня начнем уроки по выслеживанию куропаток.
Долгое время Тиш молча смотрела на меня.
— Единственное, о чем я действительно беспокоюсь, — серьезно проговорила она, — так это о том, что я потеряю тебя из-за болота. Оно иногда захватывает людей. Оно захватило Тома. Раньше он был одним из нас, мы по-настоящему любили его… Смотри, не очень увлекайся, Энди. Останься хотя бы одной ногой в реальном мире. Не отдаляйся от нас, сохраняй равновесие. О черт… не слушай меня! К чему хорошему когда-либо приводило равновесие?
— Я никогда не отдалюсь от тебя и Чарли, — заверила я подругу. — Не волнуйся об этом. Потеря членства в обществе „Дам Пэмбертона" для меня меньше, чем ничто. Возможно, я даже не расскажу ничего Тому.
Я действительно ничего не рассказала. Сама не понимаю почему. Наверно, я полагала, что если эти слова будут произнесены, то, значит, им будет придано некоторое правдоподобие, будет вызвана нелепая реальность так же, как в варварской античности считалось, что упоминание имени демона вызывало его. Я не хотела, чтобы мерзость этой истории оскверняла болота Биг Сильвер. И мне не хотелось, чтобы складывалось впечатление, что я добиваюсь у Тома защиты. Ведь Том гордился тем, что у меня начала появляться храбрость. А я была слишком тщеславна, чтобы испортить это представление обо мне.