Королевский дуб
Шрифт:
— Тогда почему я не могу почувствовать это? — безутешно спросила я, оглядывая лица мужчин. — Я не чувствую ничего подобного.
— Вы доберетесь и до этого, — заверил Скретч, не открывая глаз. Его улыбка была невыразимо мягкой, хотя он и казался очень усталым. — Доберетесь, когда перестанете бояться. Только страх лежит на вашем пути. Мы-то поможем вам.
— А кто-нибудь в округе знает, что… вы верите во все это? Что вы исполняете ритуалы? — спросила я.
— Может, и знают, но не все. Далеко не все, что теперь известно тебе, — ответил Том. — Хотя, возможно, Клэй и имеет какое-то представление. Он знает о лесах столько же, сколько и мы, но он никогда не участвовал в ритуалах. Зачем беспокоить людей по этому поводу? Они просто сочтут, что мы сумасшедшие. Я имею в виду по-настоящему сумасшедшие, а не просто чокнутые. Большинство из них видят во мне сейчас именно чокнутого. Тогда наша свобода
Со стороны Скретча послышалось тихое, скрипучее хихиканье. Том повернулся к старику и спросил:
— А что в этом такого смешного, старый дурак?
— Вот уж хочется мне знать, что бы подумали мисс Пэт, мисс Кэролайн да мисс Мигги, кабы увидели нас в лесу голыми, как сойки, полосатыми от крови да еще пляшущими вокруг мертвого оленя, — просипел Скретч.
— Нас бы взяли за задницы и усадили за решетку, — широко усмехнулся Том.
— Им бы пошло на пользу, если бы они посмотрели на это, — невозмутимо продолжал Скретч. — Сдается мне, мы выглядим не так потешно, как они, когда бегают этой своей трусцой туда-сюда по улицам, да еще в коротких штанах.
— Скретч может постичь самые глубокие, таинственные и мистические стороны лесной жизни, но смысл бега трусцой будет всегда ускользать от него, — объяснил Том.
— Если Скретч… шаман, то кто же вы, остальные? — спросила я. — Пехотинцы?
— Я — да, — ответил Том. — Именно пехотинец, простой солдат. Кто-то же должен убирать мусор после того, как пройдет караван.
— Наиболее вероятно, что Том будет следующим шаманом, — заметил Риз Кармоди глухим мягким голосом. — Никто из нас не обладает такой глубиной мировоззрения, как он. Нам бы очень этого хотелось, но — увы. Ведь это дар, ему нельзя научиться. Мартин — наш историк, наверно, так лучше всего сказать. Наш знаток „парламентской" практики. Он следит, чтобы мы выполняли все правильно, он — наивысший авторитет среди нас в вопросах, касающихся формы, этикета, академических знаний. Бесценный человек.
— А ты кто? — где-то подспудно я чувствовала безумие своих слов и в то же время — сильнейшее любопытство.
— Думаю, что я — consigliore. [86] Я — мост, связывающий нас с реальным миром. Я слежу за тем, чтобы мы жили по его законам, когда это возможно, и использую те знания юриста, какими обладаю, когда нам требуется выработать тактику, чтобы выступить против внешнего мира. Роберт Дюваль [87] в „Крестном отце" делал это лучше меня, но в основном я посредник.
86
Советник. Такое звание изобрел дон Корлеоне в романе Марио Пьюзо „Крестный отец".
87
Роберт Дюваль играл роль советника дона Корлеоне — Хейгена — в кинофильме Ф.Копполы „Крестный отец".
— Против кого же вам приходится выступать там, во внешнем мире, как вы говорите, я хочу сказать, от кого вы защищаете леса, воды и все остальное? От охотников? Браконьеров?
— Иногда и так, — ответил Риз, — но в основном от завода „Биг Сильвер" — наших дружественных соседей-бомбопроизводителей. Теперь браконьеры не очень-то вредят нашим лесам. Но завод — явная и постоянная опасность.
Темный, запутанный, давнишний страх, который я впервые ощутила в день пикника у конюшен Пэт Дэбни, вновь нахлынул на меня, обжигая горло. Неистовый, одноклеточный страх за Хилари звучал доминирующей нотой, но в глубине моего существа
— Мне говорили, что опасности нет, — заметила я холодным жестким голосом. — Все, кому я доверяла в городе, говорили мне об этом. Тиш и Чарли, Картер… Они сидели на солнышке, улыбались мне и Хилари и твердили, что все это не опасно. „Ты даже не заметишь, что завод здесь, под боком", — так они утверждали.
— Не думаю, что „Биг Сильвер" опасен, — сказал Риз. — Я всерьез уверен, что бояться нечего. Все известные мне анализы дают отрицательный результат. Но потенциал вреда от завода огромен, стоит только произойти малейшему нарушению в эксплуатации. Ведь буквально все вспомогательные атомные заводы в стране, за исключением нашего, допускали вопиющие нарушения. С тех пор как Закон о свободе информации открыл замки Департамента по энергии и секретные папки гражданских подрядчиков, дела, всплывшие на свет, оказались просто ужасающими. Несчастные случаи, о которых умалчивали, халатность, даже преступные нарушения в обращении с отходами в некоторых случаях, низкий и средний уровень опасности отходов, зарытых в ямах без обкладки или в протекающих контейнерах, загрязнение воздуха и грунтовых вод являются скорее правилом, нежели исключением, ну, еще уклонение от обнародования и откровенные сокрытия… Как раз сейчас ФБР расследует уголовное дело Роки Флэтса в Денвере. Несколько реакторов и даже целые заводы были закрыты, потому что находятся в ужасающем состоянии. Ты знаешь о Три-Майл-Айленде и Лав Кэнел, но на других предприятиях дела в таком же плохом состоянии, а то и хуже, а о них никто и не слышал до последнего времени, даже Департамент по энергии. Одному Богу известно, о скольких нарушениях мы еще не знаем. В стране есть такие загрязненные районы, что их уже никогда нельзя будет использовать. У некоторых элементов, содержащихся в радиоактивных отходах, продолжительность только полураспада измеряется тысячами и тысячами лет. Эти районы были официально признаны „пожертвованными" зонами и закрыты. Пожертвованная зона! Самый безобразный термин, какой я когда-либо слышал.
— Это невыносимо… — я с трудом дышала.
— Одна из подобных зон находится на болотах Биг Сильвер, — мрачно произнес Риз. — Она закрыта до конца времен. Никто из людей до конца истории не сможет ступить туда. И никто не может попасть туда, чтобы позаботиться о животных и о воде.
Я резко вскинула голову и посмотрела на Тома. Он покачал головой:
— Я — нет. Мне слишком дорога моя шкура и все остальное снаряжение, чтобы подвергнуться риску быть заживо поджаренным стронцием-90.
— И никто не говорил мне обо всем этом кошмаре, — произнесла я.
— Зона находится на расстоянии добрых двадцати миль отсюда по дороге на юг и спрятана в самом центре болот, — продолжал Риз. — Там же и один из районов для отбросов. Тот, куда выбрасывалось самое опасное. Не думаю, что каким-то образом это может задеть нас. Очевидно, район теперь не используют. Большая часть опасных отходов с „Биг Сильвер" вывозится за пределы штата. Так делалось многие годы. То, что остается, подвергается захоронению в угольно-стальных контейнерах под землей, а остальное имеет низкий уровень радиации. Предполагается, что оно не повредит нам.
— Но так ли это? — спросила я. — Не могут ли они лгать, не могут ли они хранить некоторое количество… опасных материалов на своей территории в контейнерах другого сорта и не говорить об этом никому? Может ли что-нибудь просачиваться?
— Не думаю, — ответил Риз. — Как и все в здешних краях, я имею доступ к ежедневным результатам проб воздуха, почвы и воды, и я контролирую их каждое утро. Кроме того, имеется тайный информатор; по его словам, на территории завода нет ничего слишком опасного. Все опасное — глубоко под землей. Он готов подать сигнал, если что. Я звоню ему каждый день.
— Кто он? — спросила я.
— Этого я не могу сказать, — улыбнулся Риз. — Но могу заверить, что он — один из ведущих физиков с достаточным весом, так что, если бы там производили захоронение опасных отходов или выпускали горячую воду из специальных сооружений, он был бы в курсе дела. Этот человек остается там, чтобы служить сторожевым псом в наших интересах, он был бы очень рад выбраться оттуда. Там он растратил свой талант, а мог бы стать кандидатом на Нобелевскую премию, займись частной научно-исследовательской работой. Когда наш друг в конце концов уйдет на пенсию или попросту не сможет больше выносить такую работу, я намерен устроить для него самый распрекрасный праздник, какой был когда-либо в стране диких злаков. И мы не собираемся протрезвляться в течение по крайней мере трех недель.