Королевский фаворит
Шрифт:
Остановившись перед Балтазаром, он спросил:
— Кто должен похитить королеву?
— Королевский патруль.
— Я догадываюсь. Мне показалось, что в приемной Фэнсгоу, когда я выходил от него, был этот плут падуанец.
— Падуанец остался у милорда заложником… Солдатами будет руководить другой.
— Кто другой?
— Секретарь милорда.
Горькая улыбка мелькнула на губах монаха.
— Сэр Виллиам? — переспросил он. — И ты убежден, что это вымышленное имя, за которым скрывается совсем иная личность?
— Убежден!
Монах сел и, взяв лист бумаги, написал:
«Я требую от министров его величества короля Англии отозвать лорда Ричарда Фэнсгоу, который виновен в измене против короля, нашего повелителя, ибо он предоставил у себя убежище преступнику, изгнанному из государства королевским указом.
Дано во дворце Алькантары, и так далее.
Первый министр дона Педро, короля».
Монах сложил бумагу и вложил ее в конверт, в котором находилось прежде письмо Фэнсгоу. Затем он посмотрел на адрес и, не найдя нужным изменять его, запечатал конверт своей печатью.
Все это время Балтазар был совершенно спокоен.
— Ты можешь отвезти это письмо капитану Смиту, — сказал ему монах.
Балтазар поклонился и вышел, слепо повинуясь, как невольник сераля 2 .
Оставшись один, монах снова перечитал письмо Фэнсгоу; потом подошел к двери своей кельи, но прежде, чем выйти, он развернув письмо, оторвал post-scriptum, касавшийся Изабеллы.
— Это наше личное дело и останется между милордом и мной, — прошептал он, улыбаясь из-под густой белой бороды. — Графу Кастельмелору нет надобности знать наши тайны.
2
Сераль (тюрк.) — дворец в странах Востока, султанский дворец в Константинополе (прим. ред.).
Затем, подойдя к своей постели, он вынул из-под изголовья короткий кастильский кинжал, черный и острый, как жало змеи. Спрятав это оружие под рясу, он оставил, наконец, келью.
Луи Суза, граф Кастельмелор, был в это время в апогее своего могущества.
Альфонс был буквально его рабом и действовал только по его воле. Это продолжалось уже семь лет. С первого же дня он потребовал от короля постыдной и жестокой жертвы — подтверждения королевским указом изгнания Конти Винтимиля, выброшенного из Лиссабона народом. Это требование могло и погубить его, но в то же время удача сразу утверждала его могущество. Альфонс, не любивший никого, подписал, не поморщившись, указ об изгнании своего прежнего фаворита, говоря, что у этого шалуна графа очень странные фантазии.
Одержав эту победу, граф почувствовал свою силу и не боялся злоупотреблять ею; он стал настоящим королем Португалии.
Его отель, или лучше сказать дворец, старинное королевское жилище, которое он восстановил с большими издержками, стоял на площади Камно-Граде. Внутренняя его отделка много превосходила своим великолепием дворец Альфонса, и в Лиссабоне говорили, что Кастельмелор хотел превзойти роскошь Парижа и заставить забыть знаменитый кардинальский дворец.
Толпа придворных теснилась во всякое время в этом роскошном доме. Альфонс был самый первый и постоянный посетитель. У него были даже свои комнаты в отеле Кастельмелора, и самая лучшая комната, после комнаты графа, носила название комнаты короля.
В тот день, когда происходили только что описанные нами события, и в то самое время, когда монах оставлял свой монастырь, король давал аудиенцию в отеле Кастельмелора. Весь двор собрался там.
Тут были и лорд Ричард Фэнсгоу, и дон Цезарь Одиза, маркиз де Ронда, испанский посланник, и Аларкаоны, и дон Себастьян Менезес, и еще несколько дворян, вошедших в близкие сношения в Кастельмелором. Затем шли мещане, занимавшие дворянские должности, потому что в этом отношении, несмотря на свою гордость, Кастельмелор принужден был последовать примеру Конти.
Между всеми этими придворными только некоторые осмеливались носить на шляпах микроскопическую звезду рыцарей Небесного Свода. Этот орден совсем не пользовался расположением графа, и лучшие дни его, казалось, уже прошли.
Альфонс, напротив того, оставался геройски верен старой затее. Он горько, при всяком случае, сожалел о прекрасных охотах, которые он вел по ночам в своем добром городе Лиссабоне и постоянно занимал своего фаворита, умоляя его хоть раз устроить это удовольствие. Но Кастельмелор под разными предлогами избегал исполнения этой просьбы. Он знал, с одной стороны, что королевский патруль не любит его, и не хотел, чтобы его влияние снова возродилось. С другой стороны, ему было известно о глухом и угрожающем брожении, царствовавшем в народе. Искра могла зажечь страшный пожар. Кто знает, может быть, в настоящем положении дел, на веселые крики королевской охоты ответил бы страшный вопль всеобщего возмущения!
С летами Альфонс не окреп физически. Напротив, здоровье его ослабело, тогда как бедный разум все больше и больше путался. Он едва мог пройти, хромая, несколько шагов, и вся его наружность вызывала сострадание. Его безумие спасало его от горя. Он пел и танцевал на краю пропасти.
В этот день он был особенно весел. Его физические боли немного уменьшились, и он старался употребить это счастливое состояние как можно лучше.
Кастельмелор, бывший иногда добрым повелителем, согласился на королевский каприз, состоявший в том, чтобы сделать официальный прием в отеле. Все, кто имел какое-то отношение ко двору, были приглашены.
Альфонс сидел на возвышении, похожем на трон, а у ног его лежали две собаки, внуки знаменитого Родриго, о котором мы упоминали в начале рассказа. Рядом с королем, небрежно развалясь в кресле, сидел Кастельмелор.
Каждый из гостей по очереди подходил к королю.
Испанский посланник был принят любезной улыбкой.
— Дон Цезарь, — сказал Альфонс, — я отдал бы Эустрамадуру за ваше андалузское имение. Какие там быки, дон Цезарь, какие быки!
— У меня еще их достаточно, — отвечал испанец, — и все до последнего к услугам вашего величества.
— Хорошо, — сказал король, — в вознаграждение за это я сделаю вас рыцарем Небесного Свода.
Дон Цезарь сделал гримасу и отошел. После него подошел Фэнсгоу.
— Я вас избавляю от целования моей руки, — еще издали закричал Альфонс. «Матерь Божия, — прибавил он в полголоса, — этот собака англичанин отчаянно хромает. Я бы повесился, если бы так хромал!» — Милорд, как здоровье нашей сестры Катерины?
— Ее величество, королева английская, славится отличным здоровьем.
— А этот дуралей Карл, наш зять?