Королевский краб
Шрифт:
Сети у нас стоят под самым берегом, на глубине 5—7 метров, судно — мористее, под килем метров 30—40. Таким образом, до земли камчатской буквально считанные мили: хорошо видны в отдалении сопки. Не так давно сопки были укутаны снегом, сейчас нее снега осталось мало. Белые пятна уменьшаются с каждым днем. Что ж, очевидно, можно нас поздравить с летом. Наконец, наконец…
А вчера я увидел первую в этом году муху. Я сидел в кабинете Бориса Петровича и вдруг увидел, что на столе по чистому листу бумаги куда-то торопится маленькое черное пятнышко. А я так крепко позабыл о существовании мух, что поначалу удивился и стал думать,
Здравствуй, муха!
Прошел слух, что завтра у нас будут гости — японцы. Но это, наверное, точно, потому что Борис Петрович и завлов обеспокоились и заметались. Им не хочется ударить в грязь лицом. Завлов даже немного злился: почему к нам, у нас не так уж все хорошо. Почему не к соседям?
Вчера под вечер я еле стоял на ногах, желудок замучил. Вероятно, желудку пришлась не по вкусу жареная камбала. Эту камбалу подарили мне колхозники, когда они приходили сдавать краба. Рыба была живая и такая аппетитная, что мы с Костей и Генкой решили ее зажарить. Неумехи мы, жарили на электроплитке, облизывались, торопились и, видно, не прожарили.
Краба с последнего мотобота попросил принять Федю, а сам пошел в каюту и лег. Меня просто трясло от озноба, но потом стало легче. Пришел Костя с вешалов и, увидев, что я, как он сказал, «невыразительный», стал утешать меня своим способом: жаловаться на руки. От резиновых перчаток руки напарились, потерлись, и затем их разъело морской водой.
— Беда, — сказал Костя, шмыгая носом. — Отдохнуть бы день-другой, да не штормит давно.
Он стал выглядывать в иллюминатор, надеясь увидеть признаки надвигающегося шторма, но море было почти спокойным, лишь ритмично дышало от усилий легкого северного ветерка.
— Не хочет штормить, — с грустью сказал Костя.
Я спросил у него, не надоела ли ему морская жизнь и пойдет ли он еще раз на путину?
— Пойду, наверное, — отвечал он. — Тут воздух свежий, как в лесу. А что тяжело, так оно, Сергеич, везде тяжело!
Он немного подумал, потом улыбнулся — улыбка же у него хорошая, столько в ней искренности! — и добавил к тому, что уже говорил:
— Грибы собирать тоже труд, хотя считается, будто это отдых. Бывает, галя шторгнет по глазам — тоже урон и приятного мало.
— Какая галя?
— То ветка будет по-нашему. В деревне, где моя мама родилась, так говорят.
Затем он стал по-мужицки чесать затылок, долго и основательно, и вслух размышлять, что ему делать: то ли немного вздремнуть, то ли еще поработать? Так как было уже около двенадцати ночи, он решил подремать и встать, когда будут майнать мотоботы, то есть в пятом часу утра. Перед сном он пожевал колбасу с обсохшим хлебом и запил все это стаканом воды.
Заснул Костя мгновенно, а я, поглаживая ноющий живот, взялся за книжку о Нероне и читал недолго, потому что на своей койке зашевелился Сергей, начал спрашивать меня о чем-то незначительном, сразу выскочившем из головы. А потом он спросил такое, что меня резануло по сердцу:
— Сергеич, что это Надя не хлопочет о каюте или думает тут жить все время?
Я отвечал осторожно: мол, что решать им нужно вдвоем. Сергей молчал, а я вспомнил давний разговор с Карповичем. Женя говорил, что Сергей большой болтун. И вот теперь это. Ведь у них все шло серьезно, как будто бы любовь началась, да земляки ведь они… Ладно, посмотрим, если что, вмешаемся и поможем им.
Впрочем… может, Наде это все равно? Часто мужчины и женщины легко сближаются и легко, как-то безболезненно, меняют свои привязанности. Но тоска о большой любви свойственна всем. Как предание, здесь часто рассказывают об одной девушке, которая из-за любимого, обидевшего ее, бросилась в море. А он бросился за ней. Обоих благополучно выловили, посмеялись вдосталь, потому что девушка, когда парень спасал ее, кричала: «Акула, акула!»
Мой рабочий день еще не начался, но я уже был готов к нему. Я сидел в кабинете Бориса Петровича. Коляду и старшего экономиста вызвал к себе капитан-директор. Наверное, опять упал вчера процент выхода крабового мяса, вот они и обсуждают причины, а выход из положения придется находить приемщику. Один из них — самый верный и честный: я должен договориться со старшинами полюбовно, чтобы они дали фору. Если они согласятся, я буду сегодня фиксировать в документах меньшее количеств улова, скажем, на пять — десять процентов от фактического. Так появятся излишки, которыми покроется вчерашняя недостача. Есть и другие способы, но я не буду раскрывать всех секретов профессии приемщика.
О том, сколько недостает, мне скажет экономист, молодая милая девушка, закончившая институт в прошлом году. А дело начальницы цеха обработки — найти причины падения процента выхода крабового мяса из принятого мною сырца. Чаще всего процент выхода падает из-за того, что плохо работают девчонки на конвейере. Они из-за усталости часто пропускают мелкое мясо из суставов и клешней. Оно просто-напросто смывается водой за борт.
Знаю, старшины будут упрямиться, хотя полностью доверяют мне. Первым начнет разоряться Сабирович: «Моя ничего не знай чужой беда. Моя сколько поймал, столько и сдал. Честна нада быть, приемщик, честна!» Но ничего, покряхтят старшины и дадут фору. У них верховодит Евгений Карпович, мой друг и союзник.
Так я размышлял перед работой, как вдруг в кабинет зашла Надя. Она молча положила передо мной ключ от нашей каюты. И я заметил, что ее рука, в которой был ключ, мелко дрожала.
— В чем дело, Надя? — спросил я, вспоминая недавний разговор с Сергеем.
— Я уже в другой каюте. И вещи перенесла.
— В какой каюте?
Из правого глаза девушки скатилась почти незаметная слезинка.
— Я перешла к тете Ане. Там одна койка освободилась, койка Кочергиной. Ее положили в лазарет и, наверное, отправят на материк делать операцию. А в нашей каюте я все прибрала, вычистила, новые постели всем застелила.
Я не знал, что и сказать Наде. Серега своего добился! Ведь девчонка искренне в него влюбилась, а он… впрочем, давно ли он говорил мне, что любит Надю и думает на ней жениться. Я его за язык не тянул, сам сказал. И, как помню, глаза у него были сияющие. Что у них произошло?
Я взял девушку за руку, спросил:
— Надя, ты ведь Сергея…
Я запнулся, но она все поняла и твердо сказала:
— Да.
— И он любит тебя, — обрадовался я. — Чего же вы?
Она молча пожала плечами и ушла.