Королевский краб
Шрифт:
Я с трудом смотрел на Анну, смотрел сквозь узкие щели в глазах — так отяжелели веки, — и никогда до этого в моей душе не было большей радости, благодарности. Она не заснула где-то, но думала все время о нас, варила крепкий кофе с надеждой и верой. Миленькая, родная…
— Ребята ушли, — наконец сказал я. — Они, понимаешь, Анна, не стальные. Не ругай их.
— За что, — печально отозвалась она. — Господи, приготовить зараз столько сетей! Но Женя сказал, место очень уловистое. Постарайся, Аннушка, сказал он…
Было в ту ночь необычайно тихо в Охотском море. Не плескалась
Наверное, я никогда не спал так крепко, как в ту короткую ночь перед штормом. Я вернулся с вешалов во втором часу по местному времени, на ощупь нашел кнопку, зажег ночник и тут же споткнулся о чье-то тело, лежащее на полу. Откуда такая теснота в нашей каюте? И тут я вспомнил: к нам по просьбе Карповича подселились на несколько дней два его ловца — конопатый Вася-богатырь и моторист Василий Иванович, бородатый мужик неопределенных лет. Кроме того, на диване, свернувшись калачиком, похрапывал Петро. Их каюта находится рядом с душевой. Так вот, вчера ее начало затапливать, прохудились какие-то трубы за переборками, и ребята временно переселились к нам. Ничего, в тесноте, да не в обиде!
Крепко спал я, но все равно краем уха услышал первую утреннюю команду с мостика:
— Боцману на бак!
Голос был знакомый. Команду давал вахтенный штурман Базалевич, почти мой земляк, типичный одессит, попавший на Дальний Восток лет пятнадцать назад и прикипевший к нему, наверное, до конца своей жизни. У него было прозвище — Гарри из Одессы, а настоящее имя Алексей. Алексей Базалевич был известен на весь крабофлот непревзойденным басом, неистощимыми шутками и тем, что у него, тощего, конопатого, красивая жена, врач-гинеколог нашей флотилии.
— Боцману на бак! — снова по-львиному рыкнул в микрофон штурман, но его команда меня не касалась, и я сладко зевнул, еще крепче погрузился в сон и уже не слышал очередной команды ловцам мотоботов. Не услышали ее и мои товарищи по каюте. Мы все, как по команде, проснулись много позже, когда дверь каюты с грохотом отворилась и на пороге появился широкоплечий, с бронзовым лицом, Карпович.
— Что вы, хлопцы, а? — глухо прорычал старшина, как видно, весь пламенея от ярости. — Хлопцы, а?
За иллюминаторами гулко шлепались на тихую воду мотоботы со своими экипажами. Все, один за другим, кроме «семерки». И это, очевидно, окончательно разозлило Карповича. Сквозь полуоткрытые веки я увидел, как старшина грузно шагнул к койке своего помощника, протянул вперед сильную руку, чтобы схватить Серегу за плечо. Но парень успел увернуться и выскочил из каюты с поразительной быстротой, а Евгений проревел, словно иерихонская труба:
— Подъем, бичи!
И тут же вышел из каюты. Ловцы «семерки» вскочили и начали лихорадочно одеваться, потом побежали умываться. Первым из душевой вернулся розовощекий Серега и, увидев, что я не сплю, затараторил:
— Какой сон не дал мне досмотреть этот крокодил, какой сон!
Надо мной раздался голос Генки:
— Тебе опять снилось, что ты камчадал — пещерный человек и корзинами ловишь рыбу?
Серега не уловил иронии в вопросе Генки, отвечал задумчиво и серьезно:
— Что ты, современным человеком я видел себя во сне и во время шторма чуть не погибаю. Первый раз меня спасает Васька Батаев, второй раз — этот кро… — и тут парень замолк, его лицо побледнело. — Женя меня спас, а сам… в третий раз… ребята, я не успел увидеть, кто меня спас в третий раз!
Я, слушая Серегу, подумал, что у него просто неистощимая фантазия, какой-то художнический характер. Он часто пересказывает нам свои сны, эмоционально яркие и необычные по содержанию, хоть записывай их на бумагу — это готовые рассказы.
Тут зашевелился спавший напротив меня Костя Жданов. Железная сетка под ним жалобно заскрипела — ведь в мужике больше ста килограммов! Костя откинул одеяло и стал молча одеваться. Видно, его мучила совесть. Он, наверное, сегодня утром жалел, что вчера ночью поддался усталости и ушел с вешалов, не закончив работы.
— А ведь Аннушка вернулась, — сказал я. — Она ходила варить кофе. Пришла с термосом — нет никого, и… расплакалась. Так мне ее жалко стало, хорошая она баба, Костя. И ни на кого не сердилась, меня отправила спать.
— А сети?
— Да их там совсем немного осталось, Костя. Сейчас все хором навалимся на них и через час-другой закончим.
Минут через пятнадцать мы оделись. Костя и Генка пошли в столовую, а я на корабельный завтрак махнул рукой. Ну его к черту! Всегда там одно и то же — каша да каша и сыр, который я терпеть не могу. И ведь не так давно партийное собрание было. На нем крепко критиковали этого невозмутимого завстоловой. И какой получился толк? Впрочем… нас кормят из расчета на рубль с чем-то. Невеликие ведь, в сущности, деньги, на них далеко не разгонишься!
Не спеша я поднялся на палубу. Она была пустая, по ней прыгал, как воробей, Игнатович со шлангом в руках. Из шланга с силой рвалась вода, докатила по железу, пенилась, смывая всю вчерашнюю грязь за борт. Как всегда, тощий мойщик палубы что-то бормотал про себя, часто выключал воду, становился на колени и выбирал крабьи лапы, забившиеся между досок около конвейера, складывал их аккуратными кучками.
К левому борту готовилась пришвартоваться «Абаша», траулер-постановщик. Видно, сегодня была ее очередь ставить сети в квадрате, который старшина «семерки» посчитал самым уловистым. Несколько дюжих грузчиков неторопливо носили тяжелые битки с вешалов к левому борту «Никитина».
А море было поразительно тихим, словно застывшее стекло. Давно я его не видел таким. До берега Камчатки было недалеко, быть может, километра два. Я видел лес, крупные валуны или пригорки и движущиеся точки. Наверное, это двигались добровольцы из команды Самсоныча, начальника отдела кадров. Они собирали выброшенные прибоем или приливом на берег наплава всех размеров и расцветок, в короткие перерывы забавлялись охотой, потому что иногда я слышал глухие выстрелы.
На вешалах я увидел лишь одного человека — Анну. Она стояла как раз на том месте, где вчера ночью мы оставили нераспутанные сети.