Королевский краб
Шрифт:
Бичи охали, имели жалкий вид.
В знак солидарности, не зная, что натворил его младший друг, Василий Иванович объявил себя тоже виновным, соучастником и отправился в КПЗ, но его на другой день освободили, а Карповича судили. С Настей тогда Карпович не был зарегистрирован, а она ждала ребенка и не работала. Это разрывало сердце Карповича, но беспокоиться пришлось недолго. Василий Иванович взял материальные заботы на себя и помогал Насте все те трудные месяцы.
В конце концов Карповича оправдали, ибо не он был зачинщиком драки. И вот продолжает он рыбачить по сей день. В море восемь месяцев, на берегу четыре. И так из года в год.
В начале августа флотилия шла к берегам Японии, к
Карпович так привык к Дальнему Востоку, что его уже не тянуло на родной Запад, к берегам Черного моря, которое, чем дальше, представлялось ему озером, чуть ли не лужей с бесконечными пляжами и тысячами отдыхающих. За добросовестную и долгую работу крабофлот дал Карповичу трехкомнатную квартиру. Тогда к берегам Тихого океана переехали и его родители, жившие до этого в Феодосии. Карпович стал оставлять сына Федьку на их попечение, а на путину в море отправлялся вместе с Настей. Это было удобно, вдвоем заработать можно гораздо больше, да и тяготы жизни в море вдвоем легче переносить, и это было главным — было спокойно сердце Насти, которая так сильно любила мужа, да и он ее тоже, что их шутливо называли Ромео — Джульетта. Не могли они быть друг без друга, отчаянно скучали во время разлуки, были на редкость дружной парой.
«Пока молоды, будем работать в море, — не единожды размышлял Карпович, — а потом береговую специальность освоим. Вот еще год-другой краба половим, и хватит».
Примерно так он думал и говорил об этом каждую весну, и капитан Илья Ефремович, выслушивая его, посмеивался:
— Вы, Женя, морской человек, и так просто вас вода не отпустит. Впрочем, как и меня. Однако ваше дело…
К удивлению многих, Карпович со своей неопытной командой начал путину неплохо и так же неплохо продолжал ее. Конечно, они не были первыми среди команд мотоботов, но ниже четвертого места ни разу не спускались. Так было, пока шел «малый» краб, первый месяц путины. На втором месяце пошел «большой» краб изо дня в день. Он валил, что называется, «трубой» неделю, вторую, третью… Потом начались штормовые дни. Работать стало очень тяжело, даже если волнение на море было не сильным. Выносливый белорус Костя и тот утрами просыпался с ноющими мышцами и со страхом глядел в иллюминатор: как там море? Неужели опять будет качать?
По инструкции промысел краба на мотоботах можно вести при волнении не более пяти баллов. Пять баллов, конечно, это не шторм. Качает, но для жизни не опасно, лишь одно плохо — изнуряет такое, если повторяется изо дня в день. Бывалым краболовам проще: у них давно выработался иммунитет, а новичкам трудно в бескрайнем море, которое колышется мерно, монотонно, — тут ноги пошире расставляй, ворон не лови и не злись на зыбкую палубу, отгороженную пеньковыми леерами. Другой раз бывает, лебедка застопорит, сеть запутается — и разворачивается юркий бот бортом на волну. А борта низкие, еле над водой выступают, и холодной водой окатывает ловцов до пояса раз, другой… Высокие резиновые сапоги, оранжевые робы — далеко не идеальная защита от вездесущей влаги. Какая-то часть ее неизбежно просачивается сквозь плотные швы комбинезонов, в каждую щелочку, и становятся нижнее белье, шерстяные портянки неприятно влажными. Вернулся на плавзавод — все отдавай в сушильные камеры и мойся, отогревайся в бане, иначе нельзя!
Такова обычная работа на путине, требует она здоровья, силы, выносливости, незаурядного мужества. А если грянет настоящий шторм?
И он пришел, на редкость свирепый и жестокий.
Настал этот день. День, в который завлов Валерий Иванович не один раз думал: «Скорее бы он кончился!» Иначе думал капитан. Илья Ефремович более всего не любил неопределенность, вот такие ласковые в начале дин, которые могут закончиться внезапным штормом. И он думал так: «Я не дам себя захватить врасплох. Главное, вовремя дать команду мотоботам возвращаться на базу. Чтобы всех поднять на борт, закрепить боты, пока волнение будет шесть, ну, семь баллов. Ладно, образуется».
При всем своем уме, опыте капитан был несколько суеверен, и даже не то слово. Он любил прислушиваться к своему сердцу, с его помощью предугадывать будущее. Ежели на сердце легко, все образуется. Ежели тревожно, жди беды. Интуиция ни разу не подводила Илью Ефремовича.
И вот в девятом часу утра капитан спустился с мостика в свою каюту и сел в кресло, преследуя единственную цель — послушать сердце. Для этого требовалось одиночество, умение расслабиться, отрешиться от забот, от земного. К этому времени к борту базы подошли все одиннадцать мотоботов и каждый сдал требовательному приемщику крабов Савченко по отличному стропу, тысячи по полторы морских раков. Были вызваны рабочие всех служб цеха обработки, зашумел заливаемый потоками морской воды завод, и закружили около него мяукающие чайки — начался у них очередной пир.
Капитан сидел в кресле, когда в каюту ворвался без стука бледный Валерий Иванович.
Капитан вздрогнул от неожиданности и резко спросил:
— Разве я звал вас или вы забыли правила приличия?
— Я пишу рапорт на ваше имя! — выдохнул завлов.
— Пишите, — сказал капитан, — и приносите, но прежде постучитесь в дверь моей каюты.
— Меня хотели ударить, — продолжал, дрожа от возбуждения, Валерий Иванович, — вот этой штукой. Тому свидетель приемщик крабов Савченко.
Валерий Иванович на вытянутых руках показал капитану железный прут, на одном конце которого была приварена четырехугольная металлическая пластинка. Это была бирка, с помощью которой Савченко метил стропа с крабами, устанавливая очередность отправки уловов на конвейер, ведущий в цех срывки панциря.
Илья Ефремович выслушал нехитрую историю.
Оказывается, один из рабочих цеха обработки, подавальщик крабов, уговорил своего напарника «механизировать» процесс подачи крабов на конвейер. Напарник сел за лебедку и стал вытряхивать крабов со стропа на конвейер, а это категорически запрещалось, потому что в таком случае получается много брака. Это все равно что вытряхивать яйца из ящика прямо на землю. Конечно, панцирь у крабов несколько крепче яичной скорлупы, но содержимое его шести лап такое же, как в яйце — жидкий полупрозрачный белок.
Уставшего от недосыпания завлова подобная подача крабов, которых с таким трудом ловят его парни, возмутила, и он, взвинченный неопределенностью нынешнего дня, сделал резкое замечание рабочим. Один из них сказал, что плевать хочет на завлова, ибо подчинен начальнику цеха обработки. Он, как и завлов, был тоже взвинчен, но по другой причине. Он уже которую неделю работал по пятнадцать — восемнадцать часов в сутки, делал по три-четыре нормы и тоже очень устал.
Когда завлов повысил голос, рабочий в раздражении замахнулся железной биркой…
— Значит, замахнулся? — спросил капитан, слегка улыбаясь.
— Замахнулся, — отвечал Валерий Иванович, — его схватил приемщик крабов Савченко.
Капитан продолжал улыбаться.
— Ну, молодец Савченко, не ожидал от него такой решительности. А дальше что было?
— Я пошел к вам и говорю, что буду писать рапорт!
— Не надо, — с легкой улыбкой посоветовал Илья Ефремович. — Вы погорячились, и рабочий погорячился. Вы заорали, он замахнулся… квиты!
— Да? Если б не Савченко, я, быть может, уже в лазарете лежал бы, — возразил молодой завлов.