Королевский краб
Шрифт:
Когда Петр Николаевич заканчивал свой нудный и невыносимо длинный рассказ, пришла объединенная сводка синоптиков из Петропавловска. В ней было сообщено, что не один, а два циклона изменяют свое движение и приближаются к Северным Курилам…
— Я этого только и ждал, — пробурчал старший инженер и склонился над картой, а Верочке стало жаль экипаж «Никитина». Она хорошо знала, что «Никитин» за последний месяц то и дело попадает в передряги и больше убегает от штормов, чем ловит крабов. Она искренне посочувствовала никитинцам, гораздо больше, чем другим. На борту этого плавзавода находились ее знакомые — Настя и Женя Карповичи. Верочка
«ФЕДКАЛУБИТ БОЛШЕ ВСЕВО МАМУ И ПАПУ».
«Интересно, получили они это письмо?» — подумала девушка и представила себе радость Карповичей. У Насти, конечно, закапают слезы из глаз, всплакнет эта нежная и чувствительная женщина, а на вид она другая — рано потолстевшая, с грубыми красными руками неутомимой труженицы. Монументальный, как скала, Евгений — это знает Верочка — и слова не проронит, покосившись на письмо своего любимца. Но позже — и это знает Верочка — Карпович в одиночестве будет долго глядеть на тетрадный листок с первыми каракулями сына и затем спрячет его с твердым желанием хранить всю свою жизнь.
— А на «Никитине» работают мои соседи, — сообщила Верочка Петру Николаевичу.
— Вот как!
— Старшина Карпович, может, слышали? Про него в газетах часто пишут. Это один из лучших краболовов. Передовик, орденами награждался не один раз. И чудеснейший человек!
— Да, про него я слышал, слышал!
— Он на каждую путину с женой ходит. Я вам прямо скажу, редкая пара, редкая привязанность друг к другу! Они еще ни разу не ссорились.
— Вот в это не верю, — сказал многоопытный инженер.
— А я точно знаю, — запальчиво воскликнула девушка. — Они, они… как Ромео и Джульетта, честное слово!
— Такого не бывает в жизни. Просто они умеют на выносить сор из избы. Сдержанность — великое качество в семейной жизни. Многие этим не обладают. Вот, например, моя благоверная. Была жива теща, так она только и бегала к ней жаловаться на меня.
— А вы?
— Я? У меня, к счастью, нет тут родных. Так что приходилось сдерживаться. Некому было поплакать в жилетку.
— Так вот, Петр Николаевич, Карповичи живут душа в душу, и я это знаю точно!
Инженер рассмеялся и развел руками:
— Милая, запомните на всю жизнь, что у мужчины и женщины не одинаковая психология. Они смотрят на вещи по-разному. Наш брат, наверное, проще, грубее. Ваш — тоньше, но обязательно смотрят или через розовые или через темные очки. Не идеализируйте, ссоры в семье неизбежны и даже естественны. Не надо только увлекаться ими и не находить в них принципиальных разногласий. После ссоры приходит радость примирения и возникает как бы обновление чувств. Вот выйдете замуж, узнаете!
— Выйду и хочу жить так, как Настя с Женей, без ссор!
— Дай бог, дай бог, — проворчал Петр Николаевич, которому начал надоедать этот, на его взгляд, бесполезный разговор.
Он немного подумал, перебирая толстыми пальцами сводки, и решительно сказал:
— Радируйте еще раз «Никитину»: два циклона приближаются к вашей флотилии. Рекомендуем прекратить промысел, приготовиться к шторму и уходить на запад, в открытое море.
Прошло еще несколько минут, и понеслись из Владивостока неслышные, невидимые радиосигналы. Их без промедления примет радист плавзавода и кинется, задыхаясь на крутых лестницах, на мостик, к Ефимову.
Середина дня. Охотское море
Незадолго до обеда Илья Ефремович облачился в капитанскую форму и решил пройти по судну. Обычно такие обходы он совершал один, без спутников. Молча он спустился с мостика, молча прошел по верхней палубе, которая была густо уставлена стропами с крабом, от третьего трюма до бухгалтерии. День был на диво теплый, пекло несильное камчатское солнце, и крабы дымились: то испарялась влага на них. Заметив капитана, приемщик Савченко бодро, забыв, что ему под шестьдесят, метнулся к правой крабоварке, и схватил шланг, врубил вентиль на полную. Над палубой поднялся мощный столб морской воды, и она попадала на крабов плотным дождем — так необходимо сохранять сырец в жаркую погоду. Илью Ефремовича, податчиков да просто рабочих, бегающих по палубе, обдали брызги, словно под дождь они попали. Капитан не сказал ни слова, а податчики заорали на приемщика:
— Нам твой душ ни к чему!
Приемщик с укором глянул на податчиков, потом на проходившего мимо капитана, но тот никак не реагировал, не стал защищать приемщика. Илья Ефремович по опыту знал, что лучший способ управлять людьми — не вмешиваться в мелочи, не употреблять свою власть по любому поводу. Невелика ведь беда случилась из-за неосторожности Савченко.
Илья Ефремович шел и казался глубоко погруженным в свои мысли. В самом деле, он ни о чем особенном не думал, только наблюдал, словно посторонний, и без всякого видимого со стороны отношения к происходящему складывал факты, копил их в памяти, чтобы потом, в тиши капитанского салона, все взвесить, обдумать и тогда принимать решения. Первую радиограмму он уже получил, можно, казалось, не спешить, но тревога была, неясная, томительная.
В одном месте капитан остановился и заговорил с человеком, которого глубоко уважал, — с крабоваром по правому борту.
— Как, Максимыч, не устали?
— А что мне сделается, Ефремыч, — отвечал старый крабовар. — Сижу, палкой шурую, за температурой слежу, за скоростью. Идет дело помаленьку!
— Кости ноют, Максимыч, старые раны дают себя знать? — вдруг спросил капитан, оглядывая бывшего солдата, словно видел его впервые.
— Кости, Ефремыч, ноют, будто к шторму, а только штормом и не пахнет. Видать, мой прогноз на отдаленность, завтра или послезавтра сбудется.
А капитан замер. Вот еще один сигнал о грядущей опасности. Поспешишь с приказом или нет? Какое принять решение — подождать два-три часа или начать подготовку к возможному шторму? Он глянул на море — легкая зыбь, и только, солнце играло в воде, делая воду живой и ласковой. Неужели все это обманчивое? Капитан знал Охотское море и чаще видал его громыхающим, вздыбленным, чем таким, каким оно было сейчас. Он от всей души желал, чтобы оно долго было таким — все лето. А потом пусть дыхание севера сковывает Охотское, пусть оно сопротивляется, ломая льды, нагромождая их вереницей искристых торосов. В конце концов море под ними успокоится до весны.