Королевский краб
Шрифт:
— Ну, что — спросил Илья Ефремович, — все вышли на радиосвязь?
— Все, кроме «семерки». Очевидно, она слишком далеко от нас или забарахлил их передатчик.
— Пробуйте, пробуйте, — сказал капитан, и первой его мыслью было распорядиться, чтобы база пошла ближе к «семерке», но в то же время, как быть с другими мотоботами? Нет, менять район местопребывания базы нельзя..
— Пробуйте, — повторял Илья Ефремович, — ничего страшного. Может, просто закрутились там и забыли. Не вышли сейчас, выйдут позже.
Завлов хотел возразить, сказать, что Карпович не из тех, кто забывает
— «Семерка», «семерка»! — заорал завлов в микрофон. — Вы слышите? Выходите на связь. Прием!
— Заговорят, — с легким раздражением сказал капитан. — И не орите так громко. Не на палубе ведь, не в шторм ведь…
И в это время прибежал запыхавшийся радист и протянул Илье Ефремовичу вторую радиограмму из Владивостока. Завлов не утерпел, через плечо капитана прочитал тревожное сообщение. Он побледнел и с уважением посмотрел на Илью Ефремовича. Он подумал: «Каким я был дураком совсем недавно, сомневаясь в его приказе». И тут пришло облегчение, ведь они не опоздали, ничего страшного не случится. Скоро подойдут мотоботы, их закрепят по бортам, и плавзавод пойдет в открытое море.
А капитан был хмурым. Он несколько раз прочитал радиограмму и вдруг резко обернулся, почти закричал, глядя на завлова:
— Немедленно наладить связь с Карповичем! Если вы это не сделаете в ближайшие десять минут, я вас…
— Я, — было начал Валерий Иванович. — Ведь не моя вина.
— Вызывайте радиотехников, — перебил его капитан, — поле «семерки» самое дальнее. Ее нужно было предупредить в первую очередь, а вы… передайте радиотехникам, почему нет с Карповичем связи? Пусть найдут причину. Иначе… — он не договорил, но завлову все стало ясно.
Трюм «семерки» был уже полностью загружен, поэтому ловцы кидали крабов или на нос, или просто сбоку стола. Их подбирали Костя с Олегом и укладывали рядами. Восемь — десять рядов выше трюма — это нормальная загрузка бота. Тогда получается общепринятый строп примерно чуть более тысячи крупного краба весом около трех тонн.
— Сколько уложили? — не оглядываясь, спросил старшина, а сам знал: пошел пятый или шестой ряд.
— Пятый, — ответил Олег.
— Добро. Значит, еще немного — и шлепаем до базы. Поднимем с десяток детей и айда!
Они подняли со дна еще четыре или пять сеток, когда Вася, стоявший на лебедке, выпрямился, сделал руками крест, крикнул на корму:
— Стоп, Серега, пересыпка!
— Вот еще чего не хватало, — заворчал Карпович и поторопился к лебедке. На ходу он полез в карман, вынимая записную книжку, где у него была нарисована схема постановки всех сетей флотилии. — С кем же это мы?
Но получалось, что ни с кем. Их поле было самым южным, крайним, и все же пересыпка была.
— Давай, — сказал старшина Батаеву, и лебедка потихоньку заскрипела, вытаскивая на поверхность ком зеленовато-желтых сетей: одни белесые, с чуть желтоватым отливом, из толстой грубой хлопчатобумажной нити, другие — зеленые, с тонкой, но жесткой делью! Отличались и верха с наплавами, и низа с грузилами.
— С японцами пересыпка, — сказал Вася и вытащил нож. — Сейчас я их синтетику покромсаю. Вот деятели, в нашу зону заперлись!
— Нет, — сказал старшина, оглядываясь, всматриваясь в горы далекого берега; затем он пошел на корму, сориентировался по компасу, вернулся на нос, чтобы поглядеть еще раз на ком сетей, и понял, но не стал этого говорить вслух, что постановщики на «Абаше» переборщили, забравшись со всем выставленным порядком сетей слишком на юг, слишком мористо и, таким образом, пересыпали край японского поля сетями «семерки».
Старшина стоял на корме, думая о своем, а ловцы сгрудились около стола и ждали его решения. Мотобот слегка покачивался и черпал воду низкими бортами. Вода струилась по палубе, смывала в море мелких крабов, водоросли, кружили вокруг чайки.
— Резать? — вновь спросил Вася и подышал на холодное блестящее лезвие ножа. — У меня дамасской стали. Гвозди можно рубить, а потом бриться. Я раз-два! Долго ли порезать их сети?
— Нет, — твердо сказал старшина, — надо, хлопцы, распутывать. Если порежем, нехорошо получится. Японцы тогда свои сети не найдут. Мы ведь пересыпали их, а не они нас!
— Подумаешь, — сказал Олег, но Карпович так глянул на него, что парень примолк.
Ловцы стали распутывать сети, а старшина, поглядев на часы, пошел на корму. Он не стал говорить Сереге, мол, пора выходить на радиосвязь. Серега мог бы и сам помнить. Но Серега забыл, он гордо стоял, растопырив ноги, на корме и оглядывался кругом, как заправский, просоленный моряк. Он думал, что ловцом быть плохо, слишком тяжелая работа. Да и помощником быть не слаще. Какая разница, помощник он или рядовой ловец? Вкалывает наравне со всеми, правда, платят ему поболее, но все равно! Вот быть старшиной бота — другой табак, красивая работенка у старшины!
Серега начал мечтать, а мечтать привык с детства. У него было живое воображение. Такое, что он, если закрывал глаза, мог видеть свои мечты, как видят кинофильм. Картина за картиной проплывали перед ним, и главным героем был он, Серега. Вот Карпович заболел, его положили в лазарет, и пришел к нему озабоченный завлов: «Кого, Женя, старшиной на «семерке» ставить?» Карпович удивленно смотрит на завлова. И вот Серега — старшина, самый молодой среди всех и самый умный, самый боевой. Он тогда купит у Петьки с «азика» японские сапоги — мягкие и такие красивые — закачаешься!