Королевский краб
Шрифт:
Чуть закрывал старшина уставшие глаза, как перед ним появлялся, словно живой, Федька с пухлыми губами, которые он измазал чернилами. Мальчик только что закончил свое первое письмо из одной фразы и теперь спрашивал у отца: «Папа Женя, а где вы бываете с мамой так долго?»
«Далеко, сынище», — кратко отвечал старшина и чувствовал, что мальчику нужны объяснения. А как все объяснить — не просто ведь рассказать семилетнему человеку о работе на воде, посредине морей и океанов.
И вдруг неожиданно пришел в голову ответ:
— Мы,
Горделиво оглядел старшина просторы Охотского моря — именно здесь зимуют крабы, которых он ловит добрую половину своей жизни. Знакомо тут все, не чуждое, как для иного поле, или завод, или фабрика. Одним словом, привычное место работы.
Евгений Карпович не любил много говорить, не умел он и на бумаге складывать слова. А вот в душе, мысленно свободен он был, и легко лилась его внутренняя речь, внутренний разговор с сыном.
«Федор, дружище, люблю я тебя и обо всем расскажу. Садись и слушай. Ничего, что я начну издалека, вспомню свое детство и мою маму.
Когда я был маленький, бывало, и шалил. Мама сердилась и говорила:
— Подожди, я покажу тебе, где зимуют раки.
Говорила, но не показывала. Наверное, ей было жаль меня. И так она говорила, говорила, что я заинтересовался и стал даже драться с мальчишками, думая: «Хочу увидеть, где зимуют раки».
Но слишком доброй была мама. И единственное обещание, которое она не выполнила за свою жизнь, было только это. А я вырос и иногда спрашивал себя: «А где же все-таки зимуют раки?»
Размышляя над таким пустяковым вопросом, я постепенно научился думать. У меня появилась привычка думать, а у моего товарища, сосавшего в детстве палец, появилась привычка быть слюнявым. А у одной девочки, которая обижалась, когда с нею не играли, и которая жаловалась всегда, появилась привычка фискалить по любому поводу.
И я дошел до такой степени, что научился сам себе задавать вопросы и отвечать на них. Так я узнал, сколько звезд на небе, — это просто, надо пересчитать их; почему у собаки нос холодный и отчего она в жаркий день язык высовывает?
А через некоторое время я вообразил, что знаю больше всех и что я самый умный. Из-за этого мои товарищи огорчились, стали говорить:
— Не зазнавайся, не задирай нос!
В ответ я смеялся, и тогда они решили: «Он — воображала и может поглупеть оттого, что никогда не видел, где зимуют раки. Надо ему показать…»
Вот так и получилось, что однажды покинул маму и поехал на поезде, поплыл на пароходе как никогда далеко — туда, где зимуют раки. В общем, завербовался на Дальний Восток.
Крабы напоминают собой огромных раков. У них клешни с зубами, а панцирь усеян острыми колючками. Если им в клешню сунуть палку, он легко перекусит ее. А если уколоться о колючку, то рана долго болит и долго не заживает. Ходят они боком, глаза у них маленькие и висят как бы на ниточках. На панцире старых крабов живут ракушки и разные червяки. Крабы никого не боятся и живут в океане с акулами и осьминогами. Лишь несколько дней в году крабы бывают беззащитными: когда они линяют.
Живут крабы огромными стаями на глубине в океане. Но больше всего их около берегов туманной холодной земли.
Ранней весной крабы, собравшись в стаи, медленно ползут по дну океана. Впереди идут крабята, за ними — с икрой под хвостом крабихи, а затем важно шествуют могучие крабы. Ничто остановить их не может! Если на пути попадается сеть, они лезут на сеть, запутываются в ней, и тогда их вытаскивают на поверхность отважные люди — ловцы. У каждого ловца в руках острый багор-крючок, им он бьет краба. А такой краб уже не опасен, его можно сварить и скушать.
Вот это я узнал, когда отправился в далекий путь и стал краболовом.
И вот однажды я загрустил, глядя на волны, а они бежали и бежали, а под ними невидимые под толщей воды боком брели огромные стада пузатых крабов. Куда, зачем?
В это время на палубу вышел мой приятель. Шестнадцатый крабовар, белый как лунь.
— Максимкин, — сказал я, — скажи, Максимкин, что такое крабы, откуда и куда они бредут?
— В наши сети, — ответил он, — а потом попадут в кипяток и сделаются красными и вкусными.
— Нет, серьезно.
Шестнадцатый крабовар, совсем старик, покачал головой:
— У них нет цели, сынок.
«А человек? — неожиданно подумал я. — Интересно бы узнать, что есть человек, откуда он и куда он идет?»
Не шали, слушай меня внимательно и запомни этот вопрос, который я задал себе посередине океана, среди вечных волн. Запомни, если когда-либо мама, или я, или твои товарищи посулят тебе показать, где зимуют раки, не бойся. Тот, кто знает, где зимуют раки, никогда не станет слюнявым, или фискалом, или воображалой.
В детском саду вы, наверное, играете в эстафету. Это такая забавная игра: на расстоянии друг от друга стоят дети, мальчишки и девчонки, но бывает — и взрослые. У одного из них, самого крайнего, палочка-выручалочка. По команде он бежит изо всех сил к другому, передает ему палочку, а другой начинает бежать изо всех сил и передает третьему.
В жизни точно так же: мамы и папы бегут изо всех сил, чтобы передать палочку-эстафету, иначе — узнанное, обдуманное ими, своим детям. Дети между тем подрастают и тоже начинают бежать изо всех сил, чтобы передать эстафету своим детям, а те своим… и так без конца.
Ну, теперь иди, гуляй, шали и делай все, что положено детям. А задуматься над тем, что я тебе рассказал, ты успеешь… Иди!»
Закончил старшина свой мысленный рассказ, один из самых длинных в его жизни, оглянулся. Увидел он экипаж «семерки» у рубки — совсем молодых ребят. Каждый из них вдвое моложе его, если не считать моториста Василия Ивановича, и за каждого он в ответе.