Королевский краб
Шрифт:
Конечно же Серега быстро сумеет вывести «семерку» на первое место. И когда Карпович выздоровеет, он скажет капитану: «Видели, какой мужик меня заменил? Пусть остается старшиной до конца путины, а я пойду к нему в помощники».
Так мечтал Серега до тех пор, пока его не толкнул в плечо Карпович и не сказал ему:
— Не спи, друг!
Сказал и наклонился, полез, кряхтя, в тесную обитель Василия Ивановича, взял там телефонную трубку и прислонил ее к уху.
— Я «семерка», «семерка». Прием!
Серега сверху глядел
— Я «семерка», «семерка», прием! — продолжал басить Карпович, очень сильно прижимая трубку к уху, так, что ухо покраснело. — Не слышат. Спят, что ли?
— Да этот Валера наш суматошный, — сказал Василий Иванович, — бегает небось, бичей на палубе гоняет и про связь забыл.
— Кто его знает, — сказал старшина и поднял голову: — Серега, давай ты, а я пойду хлопцам помогать сети распутывать.
Карпович встал во весь рост, и ему внезапно почудилось, что он провел у радиопередатчика не три минуты, а по крайней мере час. Слишком изменилось все вокруг. Солнце уже не сияло в чистом небе. Оно было тусклым, и на него можно было смотреть не боясь рези в глазах. Море оставалось спокойным, но стало оно свинцовым и угрюмым. Бока накатных волн уже не были отполированными, не лоснились. Они приобрели какой-то пепельный, серый цвет и, возможно, от этого казались выше, нескончаемой чередой громадин, среди которых одиноко качался маленький бот.
— Так, — пробурчал старшина, снял шапку, почесал затылок. Ему стало тревожно, неуютно. Он хорошо знал, что такое — внезапный шторм в Охотском. Бывало, что швыряло его бот, как щепку, то подымало на высоту пятиэтажного дома, то бросало вниз. Но все это бывало рядом с базой. Уже сам вид базы, которая грузно качалась на волнах, давал уверенность, прогонял страх перед разгулявшейся стихией. Если что, с базы смайнают резервный бот, помогут. Оттуда смотрят на тебя сотни глаз, там сотни рук, готовых помочь.
— Эй, хлопцы! Вася, кромсай сети к дьяволу, — вдруг распорядился старшина, — японцам объясню потом. Поймут меня!
Только отдал он эту неожиданную для всех команду, как его за штанину дернул Серега:
— Жень, а Жень, база нашлась. Говорят, сматывайте удочки без никаких. Надвигается шторм.
— Ясно, — сказал Карпович. — Передай, у нас все нормально, идем.
— Так мы их слышим, а они нас — нет!
— Не слышат — не надо. Увидят скоро, но ты от передатчика — ни шагу!
В резких властных распоряжениях старшины Костя Ильющиц почувствовал тревогу и, разогнув спину, крикнул с носа на корму:
— Что случилось, старшой?
— На базе очередь большая, — пошутил Вася Батаев. — Надо спешить, а то вода в бане кончается.
— Я ведь серьезно!
— Ты работай серьезно, — отозвался с кормы старшина. — Видишь, погода меняется!
— Люблю изменения, — легкомысленно сказал Костя, остроносый, худощавый и поразительно трудолюбивый человек. — Вот чего я сюда подался? Изменений захотел…
— Трабайя, трабайя, неху, — весело запел Серега, прижимая трубку передатчика к уху, и тут же перевел слова из бразильской песни: «Работай, работай, негр!»
Ильющиц вытащил из кармана часы, посмотрел на время и мечтательно вздохнул:
— У нас сейчас, хлопцы, в деревне Рог раннее утро. И такая красота! Жена корову подоила, детей в школу отправила…
Утро. Белоруссия
Если в Охотском море день уже кончался, то в Белоруссии было раннее утро. Почти двенадцать тысяч километров разделяли деревню от района крабовой путины, и разница во времени была в девять часов.
Жена Кости отправила детей в школу и пошла кормить кабанчика. Она вышла во двор, грузная, дородная, сельская женщина во цвете лет. В руках она несла ведерный чугунок мелкой картошки. За ней, цепляясь за платье, бежала младшенькая — четырехлетняя Ниночка.
— Мама, конфету хочу. Купи!
— А молочка не хочешь?
— Конфету хочу.
И тут в калитку с улицы постучали. Катя охнула от неожиданности, поставила чугунок на землю и пошла открывать.
— Катя, это я, — раздался за калиткой хорошо ей знакомый дребезжащий голос почтальона деревни Рог. Это был старик Адам, словоохотливый, общительный, знавший в силу своего характера и в силу служебного положения лучше всех последние деревенские новости.
— Дедушка Адам, проходите, проходите, — засуетилась Катя, сердце которой сладко защемило в предчувствии вестей от милого Кости.
Они прошли в просторный дом, целиком и полностью сделанный руками Кости. Дед Адам решительно уселся на табуретке около стола, а Катя, соблюдая давнюю традицию, побежала в кладовку, чтобы угостить почтальона.
— С тебя, милая, полагается сто граммов, — шутливо сказал дед, с удовольствием наблюдая за приготовлениями Кати. — Я принес деньги и письмо Кости. Однако возраст мой не тот. Мне и рюмки за глаза хватит. Так что садись, милая хозяюшка, составь кумпанию. Последний раз я сидел в кумпании нашего председателя колхоза. Ему дочка посылку прислала. Штаны короткие, как на мальчика, прислала батьке в подарок. Чорты называются.
— Шорты, — поправила его Катя.
— А я и говорю, чорты. Неужели он их наденет? Так вот, сидю, чай пью. Беседуем. Сердится председатель, что Костя с колхоза подался на путину.
— Он Костю на курсы механизаторов не пускал. Тоже небось рассердил Костю-то, — сказала Катя.
— Их, милая, председателя понимать тоже надо. У него каждый на счету. Он думал — отпусти Костю на курсы, а Костя пообомнется в городе и останется там, работу посля курсов найдет.
— Он и так нашел, на Востоке.