Королевский краб
Шрифт:
Капитан нахмурился и подумал о том, что у него и у всех на флотилии возбудимость выше нормы, но надо держаться, черт возьми! Держаться стиснув зубы, и пример выдержки должен подавать прежде всего он, капитан, на которого с некоторых пор накатилась полоса, но все равно она когда-то кончится. «Я, наверное, сейчас расплачиваюсь за все свои старые удачи, — подумал Илья Ефремович. — Их ведь у меня было много, тогда хорошо было! На «Никитин» шли лучшие рабочие, старшины. Всем хотелось быть рядом с везучим капитаном, а теперь… Люди неудачливых не любят».
Ефимов нисколько не сердился
И этот умница Петрович, председатель судкома, поддержал его, сказал, что верно, надо начинать с нуля: создавать сплоченный, дружный коллектив из тех, кто есть, опираясь прежде всего на коммунистов флотилии. Будет очень трудно, но иного выхода нет, иначе полоса никогда не кончится…
Капитан-директор вздохнул и поднял глаза на Валерия Ивановича.
— Валерий, — сказал он как можно убедительнее, — будет неплохо, если у вас хватит мужества извиниться перед тем рабочим за свою грубость.
— А он? — оторопело спросил завлов. — Он больше меня виноват.
— Он, быть может, и не принесет вам ответное извинение, но задумается. Обязательно задумается! Да… и еще вот что. Идите на мостик и дайте, пожалуйста, во Владивосток, гидрометеорологическому институту, радиограмму. Сообщите наши координаты. Что они там думают про погоду в нашем районе и какой порекомендуют курс, если и нас захватит циклон. Я думаю, о разнобое в прогнозах они знают.
— Будет сделано. Разрешите идти?
— Минуточку. Я вас прошу быть все время на мостике и держать постоянную связь с мотоботами. Штормить начнет, вероятно, после обеда.
Первый, самый утренний строп крабов на «семерке» взяли с двух перетяг сетей, а в каждой перетяге пятьдесят сетей, каждая сеть длиной в 30—40 метров. Это было неплохо, но дальше крабов пошло больше. И главное, что особенно радовало ловцов, почти не было прилова, самок и молоди. В ячейках сети ворочались крупные, как на подбор, самцы по два-три килограмма. Серега бил их своим аккуратненьким с плексигласовой ручкой крючком и приговаривал:
— Между глаз — раз и в торбу. Между глаз — раз…
Батаев был на лебедке, которой поднимают со дна порядок сетей. Лебедка поскрипывала, шла без пробуксовки. Вася подхватывал сеть и вместе с Олегом Смирновым подавал ее на стол, около которого по трое с каждой стороны стояли ловцы. Они били крабов и выпутывали их из сети. Костя был на подхвате. Он укладывал мокрые сети во второй трюм, отвязывал вешки, крупные, с человеческую голову, наплава. Улов же складывали в первый трюм и на нос пока навалом, а как положено — рядами, брюхом вверх — будут укладывать позже, во время перехода к плавзаводу. Костя следил лишь за первым внешним рядом и за углами. В углы он укладывал самых крупных крабов, в центре оставались те, что помельче.
Карпович стоял на корме, широко расставив ноги, и рулил, следил за ходом бота. Бот должен идти с той скоростью, с какой выбирается сеть. Старшина был в яловых высоких рыбацких сапогах, в ватных брюках и в телогрейке нараспашку. На голове рыжеватая шапка из нерпы. Это была теплая, очень хорошая шапка, и она надежно защищала от простуды уши старшины, которые и при легком переохлаждении часто болели. Карпович курил «беломорины» одну за другой, поглядывал на компас, на горизонт, через каждые полчаса брал из рубки Василия Ивановича радиотелефонную трубку, выходил на связь с базой.
— «Семерка», «семерка», — взывал беспокойный голос завлова, — как дела? Прием!
— Норма, — односложно отвечал старшина. — Норма, говорю. Прием!
— Женя, у нас тоже норма, но от связи не уклоняйся! Пока! Вызываю «азик». «Азик», ты слышишь? Прием!
Серега, иногда поглядывая на старшину, стал размышлять о том, что на свете есть несправедливость. Вот, например, старшина стоит себе на корме, правит ботом, иногда прибавляет ходу или убавляет и курит, когда захочет, а они, ловцы, трудятся — аж гай шумит! Но, конечно, и там и здесь работа, только разная, и разная оплата. Вот они привезут краба, который попал в их сети. Это сырец, платят не за него, а за продукцию, за консервы, получившиеся из сданного на завод сырца. Старшине положено одно за сто ящиков консервов, рядовому ловцу — на треть меньше.
— Жень, а Жень, — вдруг сказал Серега, желая быть смелым и в то же время не разозлить Карповича, — ты забыл, что я твой помощник. Давай сменимся. Я порулю, а ты на мое место!
— Давай, — спокойно сказал Карпович и бросил окурок за борт. — Только не виляй, веди бот прямо и скорость по лебедке держи.
Из рубки вылез моторист Василий Иванович, чумазый, бледный и с красными пятнами на лице. Закашлял, а когда откашлялся, сказал:
— Каждый сверчок знай свой шесток!
— Мы коллектив спаянный, — возразил Серега, — и взаимозаменяемы. Хочешь, тебя подменю? Вот тебе крючок, шуруй, а я у тебя в рубке как-нибудь разберусь, где карбюратор, где акселератор, свеча, бобина. Знаю, только корочек моториста не имею.
Василий Иванович рот разинул, думая, как лучше возразить парню. А Серега рассмеялся и пошел по правому борту, хватаясь руками за низкие леера, и встал на место старшины. Ему было весело, легко на душе оттого, что он вот такой — смелый, дерзкий, работящий, и оттого, что ему давно хотелось разогнуть спину, сбросить с рук мокрые перчатки, без которых не возьмешь шипастого краба, и, наконец, оглядеть бескрайнее Охотское море.
— Парадом командую я, — крикнул он, дурачась, с кормы и невольно дернул ручку газа на себя. Мотор внутри бота взвыл, набирая обороты, «семерка» рванулась вперед.