Королевский выбор

Остен Эмилия

— Помилуйте, нам его никто не предлагает! — скривился Амистад, упорно не желавший садиться — так проще топить политического противника.

— Никто не запрещает и попросить его. — Сезан на министра не смотрел, обращаясь прямо к королю. — Стоит отправить посольство к первому консулу, и я уверен, что вопрос быстро решится.

— Вы хотите получить здесь революцию? И трехцветные розетки на шляпы? Мадам Гильотина не гостила на Фасинадо — вы желаете пригласить ее на бал?

— Отчего вы все драматизируете, Моралес? — наконец обратился к нему напрямую Сезан. — Вам мерещатся всякие ужасы, как в бабушкиных сказках. Но нынешний французский режим кардинально отличается от безумия революции. Бонапарт навел

порядок не только в своей стране, но и в части Европы, где гуляли возмутительные и опасные волнения. Подумайте сами, что плохого принес консульский режим за эти два года? Вандея смирена. Карно, Лафайет и многие другие возвратились во Францию. Разработана Конституция. Благодаря Бонапарту остальные монархи могут чувствовать себя в безопасности. — Он повернулся к Рамиро, сидевшему, откинув голову на спинку кресла. — Ваше высочество, вы ведь встречались с его величеством Людовиком I Бурбоном, нынешним королем Этрурии? Доволен ли он своей участью?

— По правде говоря, не очень, — заметил Рамиро, не меняя позы. — Его величество Людовик, если говорить откровенно, — человек слабый и больной. Его трон — не более чем уступка, каприз Бонапарта.

— Вы можете ошибаться… при всем моем почтении, ваше высочество… — Сезан склонил голову.

— Могу. А могу и не ошибаться. — Рамиро рывком выпрямился и взглянул на советника — словно нацелил пистолет. — Попомните мои слова, Бонапарта недолго будет удовлетворять Конституция и игра в консульство. Он рвется к власти, просто делает это умно. Выжидает. Зачем ему еще одно взятие Бастилии?

— Ваше высочество, — по-прежнему мягко продолжил Сезан. — Я бываю на своей второй родине гораздо чаще, чем ее посещаете вы. И я вижу перемены изнутри. С тех пор как Бонапарт и его консулы пришли к власти, в стране сделалось гораздо спокойнее, а экономические проблемы если не решены, то решаются. Я не призываю впустить демократию на остров, наше традиционное правление меня всецело устраивает. — Он снова поклонился — королю и его сыну. — Однако наличие сильного союзника — это решение наших спорных вопросов. Мы продолжим управлять Пуэрто дель Фасинадо, мы всего лишь заручимся поддержкой Франции. Это лучше, чем английские деньги.

— Оно конечно, розетки на шляпах лучше, — пробормотал Амистад и наконец сел.

— Вы забываете, министр, что столь любимые вами англичане также клали на плаху своих королей, — сухо сказал Сезан.

— Граф, — негромко бросил Рамиро, — вы забываетесь.

— Прошу прощения, мой принц. — Он покаянно приложил ладонь к сердцу. — Я пекусь лишь о благе нашего острова.

— Господь позаботится о его благе, — напевно произнес де Пенья.

— Прошу прощения, кардинал, но Господь на небесах, а мы все здесь.

Рамиро посмотрел на отца — тот имел вид угрюмый и молчал, не делая попыток вмешаться. В последнее время Альваро мало внимания уделял тому, что творилось на совете, и то, что король присутствует здесь сегодня, можно счесть личной заслугой принца. Отец сдавал, причем не из-за болезни или старости, а от равнодушия и беспечности. О чем он думает целыми днями? Что планирует, закатывая эти пышные балы и пиры? Иногда Рамиро злился на отца, но не чувствовал себя вправе ему приказывать.

— Господь повсюду, — наставительно сказал кардинал де Пенья.

— Тогда Он точно нас благословит. Осмелюсь напомнить, сеньоры, у нас не то положение, что было во Франции несколькими годами ранее. Социально-экономическая политика, которую проводила Директория в течение последних лет, внушала ненависть к режиму со стороны народа — а нами народ весьма и весьма доволен и примет любое наше решение, идущее им во благо. У нас нет тех проблем, что были у Франции: дороговизна, спекуляция, коррупция, рост налогов, общее расстройство торговли и промышленности — все это резко

ухудшало положение народа, а на этом фоне кучка людей у власти утопала в роскоши и богатстве. В глазах народа это был режим спекулянтов и казнокрадов, озабоченных лишь собственным обогащением. Мы не такие. В свою очередь, аристократы также теряли доверие к режиму, не видя в нем силы для борьбы с внешними и внутренними врагами. Директорию обвиняли в том, что правительственные чиновники разворовали казну и оставили без содержания армию; в том, что она не способна навести порядок в стране и подавить роялистское движение. Когда же правительство пошло на чрезвычайные меры, объявив дополнительный набор в армию, принудительный заем в сто миллионов франков и разрешив обыски частных домов с целью борьбы против иностранных шпионов и заговорщиков, его стали подозревать в попытках восстановить якобинскую диктатуру. Словом, полная анархия. — Сезан перевел дух. — Бонапарт избавил от нее Францию.

— Нужна одна голова и одна шпага, — пробормотал Амистад де Моралес.

Сезан прищурился.

— Вы что-то сказали, первый министр?

— Я всего лишь вспомнил слова Сийеса, который, кажется, нынче один из сенаторов в благословенной Франции. Один из тех, кто выпустил льва из клетки.

— Сийес пострадал за свои убеждения! — пылко возразил Сезан. — Покушения аббата Пуля…

— Сийес голосовал в Конвенте за казнь короля! — рявкнул Амистад. — Он клятвопреступник! Он клялся в верности своему королю — и голосовал за то, чтобы отправить его на гильотину. Не самый лучший пример для нас и наших детей!

— Это не имеет отношения к тому, что мы можем попросить покровительства Бонапарта! — Сезан побледнел.

— Сеньоры, — холодно сказал Рамиро, и спорщики умолкли.

Принц поднялся. Ясно, что отец опять ничего не скажет, но Альваро хотя бы не возражал против того, что высказывается сын. Пока придется удовольствоваться этим.

— Сеньоры, речь о том, чтобы отсылать посольство к Бонапарту, пока не идет. Граф Сезан, мы выслушали ваше предложение, однако я не считаю возможным голосовать по нему. Вопрос временно закрыт. А вот проблема строительства торгового флота требует детального обсуждения. Вы говорили, что подготовили смету, сеньор министр финансов?..

Глава 10

Леокадия пришла ближе к вечеру, в тот упоительный час, когда сумерки еще не сгущаются, но предчувствие их словно разлито в воздухе — и кажется, что этим можно дышать, и дышать этим вкусно, и хочется еще, еще, надышаться невозможно.

В кабинете Рамиро снова были открыты все окна, что весьма радовало стайку дворцовых сквозняков.

Верный друг и самоизбранный шут Лоренсо куда-то подевался, поэтому о приходе сестры доложили по всем правилам. Рамиро оторвался от бумаг и встал, приветствуя Леокадию.

Она была восхитительна в черно-зеленом наряде для верховой езды, в изящных сапожках, выглядывавших из-под края юбки, и в очаровательной шляпке с перьями.

— Проедемся, брат?

— Мне еще долго работать. — Он бросил взгляд на стол.

— Ты работаешь всегда, Рамиро, — она со смехом отмела возражения. — Два часа ничего не решат. Ты так и не спал сегодня, ты хочешь на простор и хочешь свежего ветра, я же знаю тебя. Проедемся.

— Хорошо. Подожди меня, я сейчас вернусь.

Рамиро прошел в спальню, оставив дверь приоткрытой. В зеркало он видел, как Леокадия прошлась по комнате, склонилась над бумагами, поморщилась и посмотрела в сторону спальни. Принц знал, что, скорее всего, она видит его отражение, но возвращаться и закрывать дверь — это смешно. Леокадия действительно знает его и видела… разным. Он сбросил жилет, стянул через голову рубашку, сменив ее на другую, более плотную, отыскал в гардеробной другой жилет и сюртук и возвратился в кабинет.