Королевский выбор
Шрифт:
— Так я тебя раздражаю, дорогая сестра? — усмехнулся он.
— Иногда — ужасно. Иногда я тебя убить готова, лишь бы разговорить.
— Не увлекайся. Мертвых пока никому не удавалось воскресить.
— Рамиро, что за похоронный тон? Это была шутка.
Он покачал головой.
Что толку говорить ей, что ответственность, которую он на себя взял, простирается дальше, чем Леокадия осмеливается предполагать? Этот груз Рамиро принял на себя сам: весь его характер, весь склад ума были таковы, что он просто не смог поступить иначе. В детстве он чувствовал себя ответственным за Марко, затем — за сестру, а потом — за отца и всю свою страну,
И пусть Леокадия шутит сколько угодно — Рамиро ведал, как хрупки жизни. Он выбирал за тех, кто был слишком беспечен или слишком занят другими делами, чтобы думать о своей жизни. Он охранял их всех, в меру своих возможностей. Именно потому во дворце круглосуточно дежурили гвардейцы под неусыпным надзором верного друга Лоренсо, безбожника и ловеласа. Именно потому еще несколько лет назад увеличилось жалование городской стражи, что весьма повлияло и на приток новых рекрутов, и на качество патрулирования улиц. Именно потому за порядком на острове следили строго — браконьеров тут отловить было проще простого, а пиратам негде пристать незамеченными. Да и не слишком хороша для пиратов гавань Маравийосы или южные берега, где вздымаются дикие скалы, а попытка причалить может окончиться неудачно. Райский остров. Но для того, чтобы он был раем, нужно много трудиться.
— Ты меня совсем не слушаешь!
— Я слушаю тебя, Леокадия.
— Ты не выспался? — спросила она с искренней заботой. — Выглядишь усталым.
— Проснулся до рассвета.
— Рамиро, я прошу тебя, отдохни. — Ее ладонь скользнула по его руке, ласково поглаживая. — Чуть позже я зайду к тебе, чтобы удостовериться, что ты отдыхаешь.
— Хорошо. — Он поцеловал ее в лоб — прикосновение губ к прохладной гладкой коже показалось освежающим глотком воды — и отпустил ее руку. Слуги уже стояли, согнувшись в поклоне, готовые в любой момент выпрямиться и распахнуть дверь в покои отца.
— Я счастлива, что ты вернулся, — глубоким голосом произнесла Леокадия и пошла прочь. Рамиро еще несколько мгновений провожал взглядом ее прямую спину, а затем развернулся и направился к отцу.
Глава 9
Совет начался рано.
Рамиро даже не успел принять ванну после возвращения и разговора с отцом — только и хватило времени сменить грязный дорожный костюм на чистый. А затем — легкая пробежка по лестницам, распахнутые высокие двери с резными танцующими дриадами, вымазанными золотом, и трон на возвышении, где сидит отец, и два ряда столов полукругом.
Рамиро бывал на советах с шести лет. Однажды упросил отца взять его с собой (мачехе нездоровилось, а няньки сбивались с ног, пытаясь уследить за непоседой Марко) и весь день просидел тихо на скамеечке рядом с троном, слушая, как государственные мужи говорят о делах и благополучии острова. Тогда Рамиро ничего не понимал из их речей, однако детская память цепкая, словно плющ, сохранила ощущения — и, возможно, кое-какие слова. Потому что через несколько лет, присутствуя на советах уже полноправно, а не по капризу, Рамиро с удивлением обнаружил, что разбирается в делах Фасинадо гораздо лучше, чем Марко, который отчаянно скучал и порывался при первом удобном случае удрать
Зато Леокадия проявляла выдержку. Женщины в Зал Совета допускались только по личному приглашению этого самого совета, если только не являлись правительницами острова — и такое случалось в долгой истории Фасинадо. Обычно женщины присутствовали на галерее, опоясывавшей зал; там стояли удобные кресла, с которых удобно наблюдать за происходящим. И слышать, разумеется: в огромном зале голоса были слышны отлично из-за особенностей акустики. Подняв глаза, Рамиро увидел на галерее Леокадию; заметив, что он на нее смотрит, девушка еле заметно кивнула.
Рамиро чеканным шагом прошел к своему месту — мягкому креслу по правую руку от отцовского. Марко отсутствовал; Рамиро не сомневался, что для этого, как всегда, имеется масса уважительных причин. Кажется, братец делал все, чтобы его оставили в покое и не заставляли принимать участие в жизни Фасинадо — вернее, в той части жизни, что касается политики, экономики и прочих скучных вещей. Вот дочки баронесс — это да! Это по Марко.
Отец, в бархатной синей мантии с вышитым серебряными нитками гербом Фасинадо, в светлом королевском костюме, что надевал для советов, казался бледным и усталым. Профессиональная усталость королей — веки так и норовят сомкнуться, потому что на сон остается мало времени. Рамиро и в себе чувствовал этот звон усталости, ее непрерывный зов. Иногда сон казался холодной темной рекой, что так и манит войти. Рамиро знал, что Марко не ограничивает себя в сне, но не завидовал — для того не было причин. Jedem das seine, как говорят немцы. Каждому свое.
Советники, тридцать мужчин, представителей самых уважаемых и знатных семейств острова, тоже щеголяли в мантиях, украшенных стилизованными изображениями чаек. Все, кроме кардинала де Пенья, чья алая сутана пламенела, словно рассвет: на Фасинадо признавали власть Ватикана, а значит, и ватиканских ставленников. Впрочем, кардинал де Пенья, коренной островитянин, питал к своей родине гораздо более пылкие чувства, чем к далекому и практически сказочному государству, впившемуся в Рим, словно клещ в собачье ухо.
Как только Рамиро занял свое место, поднялся сеньор-распорядитель, стукнул по столу витым жезлом и объявил совет открытым. Рамиро запустил пальцы в волосы, ощущая, что они растрепались, но не имея никакого желания их приглаживать, и слушал ритуальные речи, предварявшие каждый совет вот уже много веков. Формулировки менялись, но незначительно. Раньше эти речи произносились на латыни, теперь — на испанском, что показывало близость к мадридскому королевскому двору. Хотя Мадриду всегда было наплевать на Фасинадо, что правда, то правда. Кому нужен этот клочок земли, кроме тех, кто живет здесь?..
Слушая напевную речь сеньора-распорядителя, Рамиро обегал глазами тех, кто сидел за полумесяцами столов, привычно отмечая союзников, прикидывая расстановку сил. Вот первый министр, Амистад Корнелио де Моралес — еще один шут, в пару к Лоренсо, который сейчас привычно занял место чуть дальше за троном. Возраст Амистада приближался к семидесяти, старик всюду ходил с тростью и жаловался на болезни, однако Лоренсо по секрету шепнул Рамиро, что первый министр гораздо крепче, чем кажется. Просто дурака валяет, расставляет ловушки на тех, кто стремится воспользоваться его кажущейся немощью и перетянуть на свою сторону в вечных спорах — и каждый раз Амистад выигрывает. Рамиро многому научился у него, очень многому.