Королевское зерцало
Шрифт:
Наконец Эллисив напомнила, что ее дед по отцу и мать Свейна приходились друг другу сводными братом и сестрой, и спросила, не считаются ли они со Свейном близкими родичами по церковным законам.
Свейн покачал головой.
— Архиепископ Адальберт теперь мой друг, и он согласится на все, если я заплачу ему за это. Видит Бог, раньше это было не так.
В тот же день помолвку Эллисив и Свейна скрепили, ударив по рукам. На другое утро Свейн должен был привезти на берег священника, чтобы тот благословил их союз.
Он сказал, что у них нет причин медлить.
— Конечно, — согласилась с ним Эллисив, вспомнив при этом слова Олава о старом кобеле, который вмиг все уладит. Только Олав был не совсем справедлив: Свейн оказался даже на несколько лет моложе, чем был бы сейчас Харальд.
В этот последний день, накануне венчания со Свейном, Эллисив думала о Харальде, о Сэле, о своей жизни на Борге.
И об Ингигерд. После разговора с братом Бэдой Эллисив словно прорвало. Она каждый день благодарила Господа за Ингигерд, как он ей велел, и делала это с истинной радостью. Ей даже подумать было страшно, что дочь могли бы не отпустить с нею в Данию.
Но больше всего она думала об Олаве и о той ночи. Бремя их общей тайны они оба будут нести до конца жизни. То прекрасное, что они пережили, и грех, в котором оба повинны, — все оставит свой след в их душах. Они никогда никому не доверят этого, даже самому близкому человеку, разве что, быть может, священнику. И наверное, это сделает их более одинокими, чем они могли бы быть.
Что такое грех? Эллисив чувствовала себя библейской блудницей — каждый мог бросить в нее камень, узнав, что она согрешила с сыном своего мужа. И все-таки она почему-то верила, что сам Господь не стал бы ее судить слишком строго, а отпустил бы с миром, велев впредь не грешить.
В этот день Эллисив мало разговаривала с Олавом. Она не чувствовала в этом потребности, да и он, видно, тоже.
Только раз им случилось ненадолго остаться наедине, и он обнял ее.
— Ты думаешь о Харальде? — Он улыбнулся, и она по его лицу поняла, что ответ ему известен.
— Когда ты со мной — нет, — сказала она.
Эллисив разыскала священника Петра.
Она считала, что все-таки нужно и у него спросить, хочет ли он ехать с нею в Данию.
— Как не хотеть, — сказал он. — Ведь в Дании я вам тоже могу понадобиться, королева Елизавета.
Он долго не спускал с нее глаз. Теперь она уже не сомневалась: священник Петр догадывается обо всем.
Когда-нибудь она исповедуется ему.
Но только не сейчас.
Эллисив присматривалась к Свейну, и он ей нравился — он нравился ей еще и в Швеции больше двадцати лет назад. Свейн был добродушный, хотя мог и вспылить, и Эллисив надеялась, что у его жены будет сносная жизнь.
Лишь когда священник благословил их брак и Эллисив принимала поздравления датчан, она вдруг поняла со всей ясностью, что стала королевой Дании.
До сих пор Свейн был для нее просто-напросто Свейном сыном Ульва, а не конунгом соседней державы.
Брачное ложе для Эллисив и Свейна было приготовлено в отдельном доме.
Свейн принес туда кувшин вина и кубки.
Он сказал, что им следует побеседовать и получше узнать друг друга.
Это еще больше расположило к нему Эллисив.
Они пили вино и беседовали, лежа в постели — в покоях не было даже скамьи, чтобы сесть.
Свейн рассказывал о своих походах в чужие земли, о былых временах, о битвах с Харальдом.
— Мне редко выпадала удача, — сказал он.
— Но все-таки власть в Дании досталась тебе, — заметила Эллисив.
— Теперь мне этого мало, у меня другие помыслы. — Свейн вдруг загорелся. — Я собираю корабли. Такого ополчения не было у датчан со времен Кнута Могучего.
— Зачем тебе это? — спросила она.
— Думаю завоевать еще одну страну! Скажи, Эллисив, тебе хочется стать королевой Англии?