Королевство Бахрейн. Лики истории
Шрифт:
Достопримечательность любого из древних городов Аравии, в том числе и Манамы, — это рынок. В прошлом рынки являлись едва ли не единственным местом времяпрепровождений аравийцев. Там можно было сделать все нужные для дома покупки и позабавиться в торге, то есть «показать себя» в веселой словесной схватке-перепалке с торговцем. «Покупка без торга, — по мнению аравийцев, — что шиша [кальян] без кофе и свадьба без веселья».
Своды бахрейнской старины рассказывают, что торговцы на рынках вели себя с покупателями достойно. Нечестных, то есть нерадивых в речи бахрейнцев торговцев навсегда изгоняли с рынков. Имущество их распродавали, а деньги, вырученные за него, пускали на нужды общины. Появляться ни в городах, где они проживали прежде, ни на рынках, где торговали, ни им, ни их потомкам не дозволялось. Торговец, «очернивший лицо города» и «надругавшийся
Находясь в Манаме или Эль-Кувейте, в Дохе или Дубае и посещая рынки в старых кварталах этих приморских городов, невольно обращаешь внимание на то, что некоторые продукты кое в каких лавках там по-прежнему продают так же, как и в старые добрые времена. Сахар, к примеру, головками, упакованными в корзинки-плетенки. Висят они прямо у входа, на деревянных крюках. И взвешивают их там тоже по старинке — на огромных старинных весах. Вместо гирь используют камни, абсолютно точно, впрочем, соответствующие обозначенному на них краской весу. Делается это для того, чтобы привлечь в лавки туристов, жаждущих впечатлений, а также местных горожан пожилого возраста, испытывающих, по их же словам, тоску по безвозвратно ушедшему прошлому. Буквально впритык к таким лавкам располагаются старые кофейни. Заказав по чашечке кофе с кальяном, старики любят посидеть в них и поболтать о том времени, когда такой сытости и достатка, по их выражению, как сегодня, не было и в помине; зато свято чтились верность данному слову и «царила чистота нравов».
В былые времена, рассказывают старожилы, отлучаясь ненадолго из лавки, торговец дверь на ключ не запирал, а лишь опускал над ней простенький занавес, чаще всего — кусок непригодной уже для дела рыболовной сети. И был абсолютно уверен в том, что на переполненном людьми рынке никто в «закрытые» двери его лавки не сунется.
Многие рынки в древних крупных городах Аравии, как и сами эти города, окружали мощные защитные стены. На ночь ворота в оградительных стенах рынков, где такие имелись, затворяли. Сами же лавки с товарами стерегли хорошо натренированные собаки. Человека, тайком проникавшего ночью на рынок, они рвали на части. С призывом муаззина к утренней молитве собак с рынка уводили (20).
На рынках трудились цирюльники, «живые газеты Аравии», как в шутку называли их негоцианты-европейцы. И вот почему. К каждому своему клиенту цирюльник подходил как к возможному источнику новостей. Собранные и пересказанные им новости, переходя из уст в уста, быстро распространялись по городу. Чужеземцев, что интересно, местные стригуны обслуживали бесплатно. Просили взамен лишь об одном, — чтобы поделился с ними чужестранец тем, что видел и слышал в местах, где бывал по пути в их город (21).
Неизменившиеся с течением времени атрибуты-символы жилища бахрейнца — мараш и махбара. Первый из них — это аравийский спрей. Его предлагают гостю для опрыскивания ладоней после завершения трапезы и мытья рук. Розовую воду, традиционно используемую в этих целях, ввозят из Таифа, «города роз», и продают на рынках в миниатюрных стеклянных флаконах. Махбара — это аравийская курильница благовоний. Махбару подают гостю на пороге дома. По традиции, окуривают волосы и одежду гостя, а накануне его прихода — и гостиную, где проходит встреча.
В домах состоятельных и знатных бахрейнцев сохранились и дожили до наших дней деревянные сундуки старых мастеров, «сундуки предков». В старину в них хранили богатства семьи.
Гуляя по кварталам Старого города красавицы Манамы, невольно обращаешь внимание на то, что старинные дома — практические одинаковые по высоте. Объясняется это тем, что в прежние времена никто не имел права возводить свое жилище, выше соседних, так как таинства и секреты семьи, ее «внутренний мир» строго охранялись нормами ислама. Семейная жизнь была полностью сокрыта от посторонних глаз.
Еще одна характерная деталь сохранившихся во времени домов на узких улочках Старого города в Манаме — балконы с резными деревянными решетчатыми
Непременный атрибут таких домов — деревянные двери: массивные, по-богатырски сложенные, наружные или уличные, через которые проходят во двор; и входные в дома, украшенные искусной резьбой. Первые из них, вделанные в окружающую дом изгородь-стену, часто имеют в себе еще одну дверь, невысокую и довольно узкую. Через нее во двор дома может пройти только один человек, и не иначе, как наклонив голову. Таким образом, как бы с порога, он приветствует принимающих его хозяев. Такие «двери предков» передаются по наследству, и имеют историческую ценность, ибо позволяют прослеживать корни хозяев жилищ далеко в глубь веков. Вторые двери — это своего рода «визитная карточка» домовладельца. Для гостя-иноземца, знакомого с обычаями и традициями аравийцев и знающего арабский язык, двери эти, с вырезанными на них айатами («стихами») из Корана, могут поведать много интересного о хозяине жилища еще до встречи и беседы с ним. Недаром и сегодня арабы Аравии говорят: «Дом познается по двери». Строя новый дом, коренной бахрейнец непременно заберет с собой из старого жилища «двери предков». Зачастую из таких дверей бахрейнцы, да и другие арабы Аравии, мастерят крышки кофейных столиков, искусно застланные стеклянными скатертями. Чаще всего, сидя за ними, арабы Аравии в именитых семьях и ведут деловые или дружеские беседы со своими гостями.
Особо гордятся бахрейнцы разбитыми во дворах их домов садами, «образами Рая» в речи аравийцев. Состоятельные и именитые бахрейнцы окружают свои сады высокими заборами и наполняют их птицами, которых везут со всех концов света. «Шейхами» садов они называют павлинов; «принцессами» — финиковые пальмы, а «ближайшим окружением принцесс садов» — акацию и ярко цветущий кустарник ююбу.
Тамариск (акация) у арабов Аравии прошлого — это символ стойкости, пример адаптации к нелегким условиям окружающей среды и преодоления тягот жизни. Неслучайно, думается, из акации был сделан и Ковчег Завета, в котором, согласно Библии, хранились каменные Скрижали Завета с Десятью заповедями, сосуд с манной и посох Аарона. В прежние времена листья акации использовали в качестве корма для домашнего скота — коз, овец и верблюдов; а сок (камедь) — для лечения ран и кожных болезней. Тени, столь вожделенной жителями Аравийской пустыни, акация дает мало. У арабов Аравии сложилась даже поговорка на этот счет, гласящая: «Не жди помощи от вельмож, как и тени от акации».
Много в садах Бахрейна цветов. Непременно присутствуют белые розы — «цветы Пророка». Согласно поверьям арабов Аравии, белая роза произросла на земле в тех местах, куда упали капли пота Пророка Мухаммада во время восхождения к небесному престолу Аллаха. Свое чудесное путешествие на небеса Посланник Аллаха совершал на Бураке, мифическом крылатом животном. Так вот, там, куда скатились капли пота Бурака, возросли желтые розы, а в местах, которые оросили капли пота архангела Джабраила, сопровождавшего Пророка Мухаммада, — красные.
Один из интереснейших социальных институтов прошлого и настоящего арабов Бахрейна и Аравии в целом — институт харим, регламентирующий положение женщины в семье и в обществе (слово «харим» — производное от слова «харам», что в переводе с арабского языка значит «запрещать»). Харим — это свод перешедших в ислам древних обычаев-законов, определяющих, что дозволено и что не дозволено женщине. В границах данного института женщина чувствует себя в полной безопасности.
Аравитянка дней минувших, как о ней отзывались лучшие исследователи-портретисты «Острова арабов», — это «неиспорченная дочь Евы», «красивейшее на земле творение Господа», женщина эмоциональная и пламенная, одинаково страстно любящая и ненавидящая, пребывающая в неутешном горе, если видит, что муж ее пленился красотой другой женщины. Самое большое несчастье для нее — неспособность родить сына, и, как следствие, — стать предметом нескончаемых пересуд соплеменниц. С точки зрения бедуина, жизнь мужчины, если у него нет сына, продолжателя рода, не состоялась. Отсутствие мужского потомства воспринимается главами семей коренных арабов-бахрейнцев очень болезненно; и служит, притом довольно часто, поводом для развода и очередной женитьбы. «Нет для женщины ничего постыднее, чем быть бесплодным деревом», — гласит древняя поговорка арабов Аравии.