Королевы бандитов
Шрифт:
Салони торжествующе подбоченилась.
– О-о-о, – протянула она, – теперь понятно, откуда эта проповедь о вселенском равенстве! Нам в деревне нужны мир и благодать, чтобы никто не крякнул, когда ты с Каремом… – Она выпятила губы и три раза чмокнула воздух.
– Фу, как пошло! – возмутилась Гита.
– Пошло?! Тебе что, пять лет? Это не пошло, это секси! – пропела Салони, и английское словечко прозвучало так порнографически, что Гита испуганно огляделась – не услышал ли кто чужой.
– Всё, я пошла, – отрезала она.
– К Каремчику?
– Заткнись.
– Да я же просто пошутила.
– Мне не нравятся твои шутки.
– А мне
Это был один из немногих киношных диалогов, которые Гита знала на английском, как и все, – он оставался популярным, хотя фильм «Куч куч хота хай» [143] вышел уже давно. Незадолго до своей свадьбы Гита посмотрела его в кинотеатре. Она ходила туда с Салони вопреки протестам Рамеша. Отношения у них тогда уже были напряженные, но фильм поставил обоих в патовую ситуацию: нельзя же было затевать открытую перебранку в зрительном зале. В итоге фильм понравился им обеим – как и всей Индии, и по молчаливому соглашению на обратном пути Гита и Салони не заговаривали ни о свадьбе, ни о Рамеше. Они все же заспорили, но о кино – о том, насколько реалистичным можно назвать поворот сюжета, когда бывший любовник возвращается сразу после того, как уходит главный герой, и после этой перепалки разошлись, хором пробормотав на прощание что-то вроде «до скорой встречи», а встреча состоялась через годы.
143
«В жизни всякое бывает» (хинди) – индийская музыкальная мелодрама 1998 г.
Зато теперь они с Салони снова нашли друг друга. Салони и Карем стали для Гиты островками спасения в разбушевавшемся вокруг море дерьма, в котором волнами на нее накатывали убийства, изнасилования, шантаж, и Гита время от времени выныривала у этих островков с чувством облегчения, не сказать счастья. За долгие годы она свыклась с одиночеством, и оно было теперь для нее как парализованная рука – тяжелое и бесполезное бремя, но при этом часть ее тела. Она таскала обременительный отросток с собой повсюду, не могла от него избавиться, хоть это и означало дополнительную нагрузку, которая приходилась на другие конечности. И вдруг оказалось, что паралич проходит, рука действует в тандеме с другой, ее можно использовать, она уже почти не мешает. Гита поймала себя на том, что насвистывает, а в следующую секунду замолкла и резко замерла, потому что увидела, кто ждет ее на крыльце.
Рамеш никогда не был таким уж привлекательным мужчиной, и сейчас, когда он встал со ступеньки ей навстречу, Гита подумала, что многое изменилось за прошедшие пять лет, но этот факт остался неоспоримым.
23
Рамеш ей улыбался. Взгляд его был рассеянным, смотрел он куда-то вбок и руку протянул левее Гиты.
– Гита? Я знал, что это ты. Как в той песне, которая тебе нравилась: «Даже если закрою глаза, узнаю тебя по шагам».
Он переврал слова, но Гита была слишком потрясена и не верила собственным широко открытым глазам, чтобы его поправить.
– Ты не можешь здесь быть.
– Нет, это я. Во плоти. – Он раскинул руки, словно преподносил ей самого себя, как сомнительный приз. В правой руке у него была белая трость.
Осторожно приблизившись к крыльцу, Гита поняла, что он слеп.
– Я сказала, что ты не можешь здесь быть.
Если Фарах услышит о том, что Рамеш жив, что она не сняла кольцо из носа, ее, Гиты, линия защиты рухнет. И одновременно рассеялись большие надежды на Бандита как на сторожевого пса. «Где шляется этот кобель?» – мысленно возмутилась Гита.
– Давно ты здесь? Тебя кто-нибудь видел? – спросила она.
Рамеш поднял трость с горестной улыбкой:
– Откуда мне знать?
Но Гиту заботила вовсе не его слепота.
– Идем в дом! – прошипела она.
Рамеш не двинулся с места.
– Поможешь мне? – спросил он так тихо и жалобно, что ей захотелось его ударить. Тем не менее она грубо схватила его под локоть и открыла перед ним дверь.
– Зачем ты пришел?
– Можно мне стакан воды? – все тем же жалобным тоном попросил он. – Очень жарко сегодня.
Гита с неохотой выполнила просьбу. Рамеш провел рукой мимо жестяной кружки, и жена нетерпеливо вложила кружку ему в ладонь.
Гита представляла себе эту встречу множество раз, особенно в первый год отсутствия Рамеша. В каждой такой фантазии он неизменно входил в дом с повинной головой, бормоча объяснения и умоляя простить его, преисполненного сожалений. Варьировалась только ее реакция с течением лет. В первое время было так: они падали друг другу в объятия, и оба рыдали, он бросал пить, и вскоре она узнавала, что беременна. Затем так: поначалу она отказывалась его простить, заставляла страдать, и он завоевывал ее прощение, как киногерой. А потом уже так: она произносила пространную, эмоционально заряженную речь (Гита обычно репетировала это выступление, когда мыла голову) о том, как трудно ей пришлось одной, но она все вынесла и теперь в нем не нуждается, поэтому он может убираться на все четыре стороны.
Допив воду, Рамеш вытер губы, и Гита повторила вопрос:
– Зачем ты пришел?
– Ты моя жена.
Она расхохоталась гиеной, не сдержавшись.
– Что? Ведь это правда. – На этот раз в его голосе прорвалось раздражение.
– Да уж, та самая жена, которую ты бросил пять лет назад. Так зачем ты сюда явился?
Возможно, подумала Гита, он почуял, что у нее появился другой мужчина, и тотчас примчался, чтобы заявить свои права. Не из любви и страсти, а как хозяин, защищающий свою собственность от посягательств. Но она тут же прогнала эту параноидальную мысль – Рамеш никоим образом не мог узнать о Кареме. Просто-напросто судьба в очередной раз над ней посмеялась, подкинув это совпадение.
– Я по тебе скучал.
Гита молча смотрела на него – глаза Рамеша были открыты, но взгляд расфокусирован; он поводил тростью вокруг себя, пытаясь определить расположение предметов мебели. Слова, которые он только что произнес, часто звучали в ее фантазиях. Ей хотелось спросить, почему он ослеп, но тогда бы Рамеш подумал, что ее это беспокоит. Сейчас он был так беспомощен из-за слепоты, что от этого почему-то поблекли даже воспоминания о страхе, который он внушал ей раньше. А может, дело было в том, что он постарел. Или она постарела и за это время столкнулась с проблемами пострашнее, чем муж-абьюзер. Или была слишком ошарашена этой встречей, чтобы бояться. Независимо от причины результат оказался таков: сейчас она была скорее раздосадована, чем напугана.
– Значит, тебе нужны деньги.
– Нет! Послушай, знаю, я наделал дел, но хочу все исправить. Хочу загладить свою вину перед тобой. Пожалуйста, дай мне шанс.
– Это невозможно.
– Позволь хотя бы попробовать!
– Ты должен уйти. Но не сейчас, а ночью, чтобы тебя никто не увидел.
Он шагнул к ней, но забыл воспользоваться тростью и, наткнувшись на пластиковый стул, потерял равновесие – Гита машинально бросилась к нему, чтобы поддержать, и лишь потом подумала, что ей должно быть все равно, даже если он грохнется и расшибет себе башку.