Королевы Маргины
Шрифт:
– Да, это, пожалуй, самое серьезное затруднение – как и то, что там ее, по вашему выражению, могут затрахать куда раньше. Если не до смерти – тогда не страшно, но если у нее, скажем, поедет крыша… Вряд ли она держит эту информацию в записях. Хотя, конечно, все бывает. В общем – надо попасть туда как можно скорее. Наперекор всяким штормам и всему такому. Ладно, господа, этим я и займусь со следующей же минуты.
2
Неро. Вечер 15 меркурия
Скользун медленно плыл по столичной улице – рядом с тротуаром, в самой первой из шести полос. Длинный, блестящий, уже своим видом вызывавший мысли о жизни богатой и безмятежной (хотя в действительности первое со вторым сочетается очень редко, а скорее и вообще никогда). Сидело в нем двое мужчин, хотя и неплохо одетых, но все же как-то с этой машиной не очень монтировавшихся – разве что в качестве водителя и телохрана, но никак не хозяина: чего-то в них не хватало, чего-то другого было, напротив, слишком много. Но того, кто стал бы сравнивать и размышлять на эту тему, в скользуне, понятно, не было.
Малая скорость такой машины должна была, наверное, наводить на мысли о приятном времяпрепровождении: по делу так не ездят, а вот просто для развлечения, ради удовольствия – это да, это подходит. Хотя оба ездока на развлекающихся как раз не очень походили. Вождению ни один из них внимания не уделял, работал надежный автопилот (а другого в таком возке и быть не может), двое же занимались совсем другим делом. Один – сидевший слева, на водительском месте – смотрел не на дорогу, но не отрывал взгляда от экрана на обширной компьютерной панели, на котором виднелась не городская карта, которой бы следовало заниматься, если малая скорость означала неуверенность в верности маршрута, – но женское лицо, крупным планом. Левый седок упорно на него смотрел – но по лицу его не было похоже, что он просто получает удовольствие или хотя бы представляет его обладательницу с собою рядом в интимной обстановке. Другой же, тот, что справа, то есть ближе к тротуару, столь же неотрывно смотрел наружу. А в руке держал нечто, на первый взгляд напоминавшее дистант, то есть оружие второго класса, при употреблении прожигающее в человеке аккуратную дырку на дистанции не более двадцати метров; но только напоминавшее, потому что на самом деле оружием этот предмет никак не являлся, а был лишь ручным сканером – правда, очень дорогой моделью с лучшим быстродействием и прекрасной разрешающей способностью. Ездок держал его как бы на изготовку, время от времени включал – и тогда лицо на экране отодвигалось до предела влево, а рядом возникало, в том же масштабе, другое – только что замеченное на тротуаре и схваченное сканером. Несколько секунд оба лица соседствовали, сами того не зная, после чего левый наблюдатель негромко говорил: «Не то», или «Далеко», или еще какие-то слова отрицания. Впрочем, порой – реже – от него слышалось другое: «Дай в рост!» – и прохожий на экране возникал уже целиком, порой не обращая, а иногда и обращая внимание на ползущую совсем рядом с той же скоростью, что была у него самого, машину. На экране в это время постоянно присутствовавшее лицо тоже заменялось фигуркой в рост, две, три секунды проходили, реальный прохожий только еще решал – то ли улыбнуться, то ли возмутиться, то ли сделать вид, что ничего не замечает – как внутри скользуна звучало очередное «Лажа» и машина слегка увеличивала скорость, оставляя прохожего позади. Так это продолжалось уже минут сорок.
Тут нужны небольшие коррективы. Мы все время говорили о прохожем, но это не совсем верно. Потому что вызывает представление о существах мужского рода, а они как раз наблюдателей не интересовали, и ни одного мужского изображения на экране ни разу не появилось. Только женщины; и в определенных, хотя и лишь на взгляд устанавливаемых, возрастных пределах: скажем, двадцать пять – тридцать. И только с определенной фигурой: рост средний, рельеф хороший, не доска, хотя и не бочка, разумеется, а в пределах, допустим, 100 – 75 – 100. Но и это еще не все. Предпочтение среди сканируемых отдавалось, похоже, не тем женщинам, к которым можно, не сомневаясь, применить определение «порядочная», а совсем к другим, которых порой называют романтически «ночные бабочки», хотя имеются и иные обозначения. И вот эти особенности поиска заставляли предположить, что мы явились лишь невольными свидетелями того, как два человека из прислуги воспользовались, с разрешения хозяев, а может и без, шикарным скользуном и теперь подыскивают себе подруг для приятного препровождения свободного вечера. Причем не просто подруг, а таких, кто хоть как-то походил бы на некую третью женщину, скорее всего – на их хозяйку, поскольку трахнуть собственную нанимательницу – сокровенная мечта пусть не всех, но многих подчиненных, даже если хозяйка никогда не была и не будет королевой красоты: это сразу поднимает в собственных глазах. Да, похоже, что так оно и…
– Тоска. Слушай, может, подъедем, заглянем на какую-нибудь дискотеку? Тут можно до посинения болтаться без толку.
– Вариант не проходит: там все – школьный возраст. Да и если даже – там всегда набито, засветимся, это нам нужно?
– Ну а что еще можно придумать?
– Мы неверно определились, – ответил левый после краткой паузы. – Тут и на других проспектах все забито старыми кадрами, организованными, со стажем. На которых большими буквами написано: шлюха. А на такую, как ее ни прихорашивай, серьезные люди не клюнут.
– Так они же заранее схвачены – серьезные. Сделают, что нужно.
– Но в пределах. Говорили же: чтобы правдоподобие было максимальным. Поскольку все инфоры будут освещать и показывать – и кто-нибудь из незамешанных вдруг станет базлать: подмена, мол, липа. Нас за это не наградят. Не там ищем, вот что я тебе скажу.
– Где же?
– Там, где начинающие. Может, даже случайные, одноразовые. Кто не из любви к искусству, не профессионалки, а, может, даже по необходимости… В общем, не сильно потертые. Не проспекты – но и не вокзалы, понятно, а что-то посредине. Есть идеи?
– Ну, как бы… Погоди. Кто-то из ребят говорил – такие кучкуются у Скорбящей Матери.
– В сквере, что ли?
– И в сквере, и вокруг – по тротуарам… Правда, там сутенеров полно – подбирают новые кадры…
– Не хватало нам только – сутенеров бояться. Все. Поехали к той матери.
– Скорбящей, керя.
– Вот и я говорю.
Скорбящая Матерь по легенде и сама в молодости этого ремесла не чуждалась; потом, правда, раскаялась и прославилась чистотой жизни, добротою и душевным благородством. Может быть, именно это и привлекало к ней новобранок на ниве любви: тут они ощущали как бы некую поддержку свыше, вначале она была нужна. Потом, с опытом, такая нужда пропадала, а девочки переходили на проспекты, в крепко спаянные коллективы – те, кому не повезло попасть в солидно поставленные Дома здоровья (так эти заведения стали именоваться после того, как «массажные» всем надоели). Матерь со своего постамента взирала, склонив голову, на молодость, играющую как бы у гробового входа – взирала с грустью, хотя грусть эта, может быть, была не о судьбе кучкующихся внизу, а о том, что собственная молодость прошла намного раньше всей жизни, и не получилось так – завершить жизнь на высокой любовной ноте. Но это только ей самой и ведомо – или, может быть, еще и ваятелю, сперва ее лепившему, а потом и отливавшему. Кому интересно – спросите у него.
Двоим же ребятам в скользуне это было по барабану. Так что сейчас они уже в третий раз объезжали вокруг сквера, и по-прежнему без всякого…
– Ну-ка, ну-ка… Как тебе, а?
– Дай в рост. Так. Чуть крупнее – сверху вниз, останавливайся на деталях. Хорошо… Черт, грудь! Явно на номер больше, а?
– Ну, сантиметром мерить там не станут. Да ведь и могла увеличиться за время… А ножки – блеск. И мордашка – тютелька в тютельку. Берем?
– Волосы, м-мать… Нужны же темные!
– А что – краска стала в дефиците?
– Встали. Кто снимает?
– Ты. Я страхую.
– Пошли.
Девица – нет, молодая женщина скорее, судя по глазам, уж слишком усталым для девушки, но не успевшая еще потерять в этой жизни того, что принято называть свежестью, и не втянувшаяся еще в промысел, судя по прикиду весьма скромному – явно не от вкуса, а лишь от бедности – повернулась к остановившейся рядом с нею, медленно улегшейся на грунте длинной, сиявшей глубоким блеском машине. Похоже, что первым движением ее было повернуться, уйти, все убыстряя шаги. Однако с этим стремлением она справилась и, глядя на вышедшего слева и теперь обходившего машину спереди молодого человека, богато, по ее представлениям, одетого, – улыбнулась, стараясь, чтобы улыбка получилась как можно естественнее. И даже сделала шаг навстречу. Молодой человек, со своей стороны, улыбнулся ей ласково. Сказал:
– Здравствуй, куколка. Свободна? Как зовут?
– Я… ну, Сана. Свободна. Конечно.
– В гости не пригласишь?
Вопрос был, понятно, лишним: ясно было, что не пригласит, не держала она в пальцах ключика и никаких других сигналов тоже, что говорили бы, что имеет собственную территорию. Такие, кто имел, там и промышляли – если не из окошка глядели, то прохаживались по соседству, чтобы далеко не ходить с клиентом. А Сану вопрос этот, похоже, смутил; она могла бы ответить как-нибудь – попытаться пошутить хотя бы, но шутка у нее сейчас вряд ли получилась.