Королевы Маргины
Шрифт:
– Гостья, сыта? Или добавить компота?
Это не прозвучало окриком – однако определенным напоминанием о том, что время, положенное для насыщения, успело истечь – и, похоже, не раз.
– Ох, простите. Размечталась – тут у вас так приятно… Ну, спрашивайте. Буду отвечать так честно, как только сумею.
И опять-таки Зора ожидала улыбок, а их не последовало. Все та же серьезность – или все-таки безразличие? Именно для комбионов характерное. Вопросов тоже, как ни странно, не последовало. Хотя нет – один все же прозвучал:
– Тебя как полностью зовут?
– Зора Мель.
(Как-то само выговорилось. Хотя имела право сказать иначе: Зора Нагор. Еще не вошло в привычку. Войдет ли вообще? Кстати, «тебя» – плохое воспитание или знак признания? Но, собственно, чего можно ожидать от комбионов? Вот настоящие женщины сейчас вели бы себя как-то иначе, непосредственнее, проявляли бы больше любопытства, что ли… Да, это они. Только не сбежавшие с планеты, как верит комендант, а просто ушедшие с базы, обосновавшиеся тут и живущие спокойно. Ушедшие именно потому, что секс и мужская проблема их ничуть не затрагивает. Это мне все больше не хватает… тебя не хватает, Рик, бедный мой! Стоп! Они заговорили!)
– Давай лучше ты спрашивай. А там увидим.
Ах, вот как? Ладно…
– Девочки, а где тут у вас можно руки вымыть? Ну и… все прочее? Хорошо бы хоть голову вымыть – волосы грязные до невозможности. Или это сложно?
Да, кажется, этот вопрос, настолько же естественный, насколько неожиданный, вызвал на лицах первые улыбки.
– Пойдем провожу. Меня зовут Юлия. Тата, я чистое полотенце возьму. Или, может, сушилкой обойдешься?
– Обойдусь, конечно, – весело ответила Зора, направляясь вслед за новой знакомицей. – Не в первый раз с ложкой на кухне.
– После душа приходи в клуб – ближайший отсюда домик. Мы там отдыхаем. Там и поболтаем, – проговорила Тата вдогонку.
– Обязательно, – кивнула Зора.
2
Маргина. «Овал». 18 меркурия
Маленькая ремонтная кабинка остановилась, наконец, там, где ей и полагалось – рядом с выключенной клетью. Дверца распахнулась. Из проема высунулась сперва голова, вооруженная инфракрасными окулярами, так что затаившимся пришлось одному – сразу лечь, растворяя свое тепло в температуре пола – почти точно под ним сейчас работал малый проходчик, пробивавший новый бремсберг; другому – плотно прижаться к стенке лифтовой шахты, чтобы излучаемое телом тепло слилось с еще не остывшей после работы лифта стеной.
То ли им действительно удалось удачно укрыться, то ли инфраочки не смогли помочь, потому что ярче всего в них светились, естественно, источники видимого света: освещение тут было включено, и следовало бы упрекнуть и Казуса, и Штеля за то, что они просто забыли его вырубить. Так или иначе, показавшийся теперь в полный рост человек почти сразу же снял очки и снова огляделся – на сей раз невооруженным глазом. Надо полагать, он не заметил ничего, что могло бы показаться ему опасным; потому что тут же, не принимая никаких мер предосторожности, повернулся к дверце кабины, что доставила его сюда, наклонился и извлек оттуда не очень объемистую, но, по-видимому, достаточно увесистую черную сумку или скорее даже кофр. Распрямившись, набросил ремень сумки на плечо, отвернулся от кабины и на целых полминуты застыл в неподвижности. Похоже, он не смог сразу выбрать, в каком же направлении, по какому из двух штреков ему следует направиться; возможно, это свидетельствовало о том, что он здесь впервые и не очень хорошо ориентируется в топографии рудника; но могло быть и так, что на самом деле его визит был направлен на достижение сразу двух целей, и он просто старался установить для себя их иерархию: с чего начать и чем кончить. Все это продолжалось так долго, что Казусу вдруг очень захотелось чихнуть; у него, однако, был немалый арсенал средств, какими можно было это предотвратить, что ему и удалось.
Вновь прибывший принял, наконец, какое-то решение, кивнул – вероятно, самому себе подтверждая согласие с собственным выводом, и вполне уверенно зашагал по направлению к Лену Казусу – то есть к входу в штрек, ведший к месту добычи, а не к транспортерной линии. Значит, именно вызнаватель должен был, неожиданно появившись из густой тени, преградить ему путь, в то время как Штель, подбежав сзади…
Проигрывая предстоящие действия в уме, добравшись именно до этой их части, Лен невольно взглянул туда, где укрывался его партнер: сейчас он должен был уже появиться на открытой площадке перед лифтом, готовясь к стремительному броску. И поднял брови до предела: Штель действительно показался, но не только не двинулся вперед, но отчаянно махал руками над головой, крест-накрест, что, по всей вероятности, могло означать лишь – отбой, дробь, отставить! То есть захват человека, спустившегося, чтобы найти их – другой причины Казус не находил, – почему-то отменялся. Однако в этих условиях правила игры устанавливал Штель; оставалось лишь повиноваться ему.
Поэтому Лен Казус, вместо того чтобы одним прыжком преградить дорогу приближавшемуся человеку, постарался снова как можно глубже вжаться в стену, распластаться на ней, чтобы не оказаться замеченным, даже если тому сейчас вздумается снова вооружить свои глаза.
Через две секунды человек прошел мимо – быстро, но все же не так, чтобы Лен не успел хоть как-то рассмотреть его. Увиденное не обрадовало сыщика: человек был, как говорится, в лучшей поре, физически развит весьма достойно, был даже – пришлось признать – красив и, судя по теперь уже четким, целеустремленным движениям, уверен в себе. Похоже было также, что он не ожидал какой-то опасности для себя – но это могло означать, что вовсе не для того он спустился, чтобы разыскивать тут экипаж уничтоженной «Аморы»; цель его была какой-то другой. И, видимо, Штель сообразил это раньше, чем к такому выводу пришел Казус; этим и была вызвана его отчаянная жестикуляция.
Штель подтвердил это, почти бесшумно приблизившись к партнеру, когда чужой успел удалиться на двадцать с небольшим метров, но был еще хорошо виден даже в неярком освещении штрека. Прошептал:
– Он не за нами.
– Что ему нужно?
– Придется у него спросить.
– Зачем же было пропускать?
– Увидеть лучше, чем услышать. Пошли.
– Постарайся, – на всякий случай заметил Казус, – хоть здесь шуметь как можно меньше.
Штель в ответ лишь буркнул: «Гм!», но ноги стал поднимать повыше. Преследуемый шел быстро, и оба партнера от него отставали: Казус мог бы идти и быстрее, но опасался, что не столь опытный его попутчик снова станет производить лишний шум и заставит чужака обратить на них внимание; ни один, ни другой из них не смог заметить, вооружен ли посетитель рудника или нет, однако осторожность заставляла считать, что да, личное оружие у него вполне могло быть хотя бы в наплечной кобуре, в кофре же могло оказаться и что-то, более мощное. Они ускорили шаг, лишь когда выслеживаемый, следуя за изгибом штрека, скрылся из виду. Штель предупредил:
– Дойдем до поворота – остановимся, осторожно посмотрим: оттуда уже виден забой с комбайном, ему что-то нужно именно там – больше тут ничего и нет.
– А если он повернет назад?
– Конечно, повернет: вряд ли он собирается тут поселиться. Тогда и надо будет брать его. Хотя бы на этом самом месте.
Эти слова натолкнули Казуса на новую мысль:
– Слушай! А может быть, он вроде нас? Тоже ищет убежища, укрытия?
– Не думаю. Откуда бы ему такому взяться? Из ничего?
– А хотя бы… хотя бы с той, законной базы?
– Из «Круга?» Вообще-то…
Штель не закончил фразы. Вспыхнуло – ярчайше вспыхнуло где-то там, за поворотом, возможно, в самом забое. Казус, не размышляя, толкнул сотоварища так, что тот упал, сам сыщик приземлился рядом, прикрывая голову руками, ожидая грохота, удара взрывной волны, летящих обломков породы…
Ничего не последовало. Все та же тишина была вокруг, нарушаемая лишь уже привычным рокотом двигателя комбайна и громкими шорохами опадающей отломанной руды. Штель недовольно проворчал: