Короли анархии
Шрифт:
Татум обвила руками мою шею, крепко сжимая мои волосы на затылке, и уставилась на меня снизу вверх, промокшая толстовка Киана прилипла к ее телу, прижавшись к моей обнаженной груди, а дождь продолжал лупить по нам.
— Не смей больше убегать от меня, Сэйнт Мемфис, — прорычала она, как будто имела какое-то право указывать мне, что делать.
— Я никогда ни от чего не убегал в своей чертовой жизни, — зарычал я на нее, наблюдая, как струйки дождя стекают по ее щекам, а ее хватка в моих волосах усилилась.
— Лжец.
Я прищурился, намереваясь поправить ее, наказать, оттолкнуть,
— Я никогда не испытывал ничего подобного, когда был с тобой, Татум Риверс, — выдохнул я, и я даже не был уверен, что она могла услышать меня из-за дождя, обрушивающегося на озеро. — И я не предупреждаю тебя не давить на меня, потому что я зол на тебя за то, что ты пытаешься. Я предупреждаю тебя, потому что боюсь того, что я могу сделать с тобой, если мой контроль ослабнет, когда мы будем вместе, и я сделаю с тобой что-то такое, от чего не смогу оправиться. Мне слишком легко быть жестоким, мне слишком легко причинить тебе боль.
— Я не боюсь тебя, Сэйнт, — ответила она, и вспышка страсти в ее глазах сказала, что она действительно это имела в виду.
— Это просто потому, что ты считаешь, что тебе больше нечего терять.
— Или, может быть, я думаю, что у меня есть все, чтобы выиграть.
Я долго смотрел на нее, одетую в толстовку с капюшоном, с потеками туши от дождя на щеках, с растрепанными штормом волосами и размазанной помадой от поцелуев, которые я не должен был у нее красть, и, клянусь, она никогда не казалась мне такой красивой. Ее несовершенства были ее совершенствами, огонь в ее душе, который я страстно желал погасить, теперь был тем, чем я восхищался в ней больше всего. И дикость, которую я хотел укротить больше, чем что-либо, что я когда-либо знал, вместо этого заставляла меня жаждать ощутить вкус этой свободы.
Мои руки скользнули по ее талии, и я наклонился к ней ближе, так что капли дождя, сбегавшие по моему затылку, упали вниз и забрызгали ее щеки, нос, губы.
— Я не могу притворяться, что я не тот, кто я есть, Татум, — прорычал я.
— Я никогда не просила тебя об этом.
Я помолчал, обдумывая это, и понял, что это правда. Я предполагал, что желание, которое она проявила ко мне, сопровождалось оговоркой, что она ожидала, что я изменюсь, если мы будем действовать в соответствии с этим, но она ни разу этого не сказала.
— Потребовалось много времени, чтобы превратить меня в того монстра, которого ты знаешь. И я не думаю, что теперь я когда-нибудь перестану быть им, — сказал я ей.
— Сэйнт, я не думаю, что ты…
— Прости меня, Татум. За все это. И ни за что из этого. Иногда я вижу себя так ясно, как только могу сейчас, и я знаю, что то, что я делаю, то, что я сделал, непростительно. Но я также знаю, что быть таким человеком — это все, что я есть. И я не собираюсь однажды испытывать какое-то озарение, когда я влюблюсь в девушку, пойму всю ошибочность своего пути и, танцуя, уйду в закат. Моя версия «Долго и счастливо» никогда не поместится в милую, аккуратную коробочку, которую можно завязать красивым бантиком
— Я никогда не говорила, что хочу «Долго и счастливо» или «Прекрасного принца», — ответила она с такой же убежденностью, как и я. — Я сказала, что я твоя. Всех вас четверых. Я поклялась быть с вами той ночью. Что это значит, зависит от всех нас. И прямо сейчас я не ненавижу вас так, как когда-то.
Я сделал долгий и ровный вдох, наклоняясь вперед, пока мой лоб не прижался к ее, и тяжело вдыхая, когда я зарылся поглубже, чтобы восстановить некоторый уровень контроля над собой.
Я опустил руки на бедра Татум и поднял ее из ледяной воды озера, пока она не обвила ногами мою талию и крепче не обхватила мою шею, чтобы удержаться на ногах.
— Сэйнт, я действительно не думаю, что тебе следует поднимать…
— Не указывай мне, что делать, Сирена, или я сделаю кое-что похуже, чем отшлепаю тебя утром, когда буду готов снова тебя наказать.
Татум тяжело сглотнула, откидываясь назад, чтобы она могла смотреть на меня, когда я вынес ее из озера под дождь и зашагал по пляжу к остальным, где они все еще ждали. Мои ребра теперь не просто ныли, но мне было все равно. Я не собирался отпускать ее, пока мы не вернемся в Храм.
— Теперь ты в порядке? — Спросил меня Киан, глядя на меня так, словно я был диким животным, сбежавшим из зоопарка и взбесившимся.
— Я в порядке, — ответил я отрывистым тоном, проходя между ними троими и отмечая свирепый взгляд Монро в сочетании с тем, как он смотрел на меня с Татум на руках.
К этому времени я уже хорошо привык к собственной ревности, и если я не ошибаюсь, то видел нечто большее, чем просто проблеск тех же эмоций в его глазах. Вопрос был в том, насколько далеко заходили его фантазии относительно нашей девушки? Очевидно, он был достаточно обеспокоен ею, чтобы вернуться сюда, чтобы проведать ее, и не нужно было быть дураком, чтобы понять, как он все это время наблюдал за ней.
Они втроем окружили меня кольцом, когда я шагал обратно к Храму с Татум на руках, но, как только я достиг здания, я замер.
Тяжелая деревянная дверь медленно открылась внутрь, и на каменных плитах внутри остались большие грязные отпечатки ботинок.
Я переступил порог с Татум на руках и медленно опустил ее на землю, когда весь гребаный мир рухнул мне на голову.
На всех четырех стенах центральной части церкви, которая составляла гостиную, какой-то кусок дерьма нарисовал красной краской из баллончика три гигантских члена и слова Ниндзя Правосудия возьмет оплату вашей кровью.
— Нет, — прорычал я, словно отказ поверить в то, что все это происходит, просто заставит меня забыть об этом.
— Я собираюсь насладиться убийством этого ублюдка, когда мы его поймаем, — сказал Киан низким и мрачным голосом, который сам по себе был обещанием.
Единственным маленьким милосердием было то, что на этот раз он использовал аэрозольную краску вместо человеческого дерьма, и я поблагодарил за это всех святых. Мне, наверное, пришлось бы сжечь это место, если бы они размазали свое дерьмо по моим стенам.