Короли локдауна
Шрифт:
— Что я говорил о прикосновениях ко мне? — Я зарычал, мои глаза вспыхнули, когда она посмотрела на меня, полностью в моей власти и задыхающаяся от желания.
— Что я говорила о наказании меня? — Ответила она, снова прижимаясь ко мне бедрами и заставляя мои яйца набухнуть от желания.
Я зарычал на нее и сильно надавил всем своим весом, прижимая ее бедра к себе, и ее ноги мгновенно обвились вокруг моей спины, когда она попыталась притянуть меня еще ближе.
— Тебе не кажется, что я не прикасаюсь к тебе, Татум? — Потребовал я, покачивая бедрами так, что мой член
— Да, — выдохнула она. — Господи, Сэйнт, не останавливайся, просто…
Я оттолкнулся от нее, заставляя ее ноги раздвинуться, когда я переместился, чтобы сесть на край матраса за ее ногами. Я выпрямился и отошел от нее, прежде чем опуститься в коричневое кожаное кресло рядом со столом в углу комнаты.
Татум перевернулась на живот, наблюдая за мной со смятением во взгляде, пока я положил руки на подлокотники кресла и ждал.
— Что ты…
— Иди сюда, — потребовал я, смерив ее мрачным взглядом. — И наклонись.
Ее глаза расширились от смеси страха и возбуждения, и она оттолкнулась от матраса, прежде чем подойти ко мне.
— Ты хочешь, чтобы я был с тобой помягче? — Спросил я, глядя на то, как растрепались ее золотистые волосы, и наслаждаясь тем фактом, что я был ответственен за это.
— Нет, — прошептала она, и я почти застонал, протягивая к ней руку.
Она неуверенно взяла меня за руку, и я дернул ее вперед так, что она упала мне на колени с визгом удивления. Я схватил левой рукой прядь ее волос, чтобы заставить ее выгнуть спину, когда она оперлась предплечьями о край кресла, чтобы не упасть, ее пальцы обхватили кожаную обивку, когда она крепко вцепилась в нее.
— Я собираюсь ударить тебя три раза, — сказал я ей. — Это твой последний шанс отказаться.
— У меня нет желания отступать, — выдохнула она, и я был уверен, что она почувствовала, насколько твердым был мой член под ней, потому что я был почти уверен, что никогда в жизни не был так возбужден, как сейчас, меня переполняло желание войти в нее с такой силой, что оставались бы синяки.
Я скользнул правой рукой вниз по ее позвоночнику, наслаждаясь тем, как она вздрогнула от моего прикосновения, когда я погладил округлый изгиб ее попки. Я провел рукой прямо по верхушке ее бедер, где только тонкий шелк ее шорт отделял ее горячий жар от моей плоти, и я застонал, когда она приподняла свою задницу в моей руке.
Я замахнулся рукой назад и сильно шлепнул по ней, стон чистого вожделения сорвался с ее губ, когда она выгнула шею назад от моей хватки за ее волосы.
Мое сердце колотилось в бешеном ритме, когда демон во мне от возбуждения сделал гребаное сальто назад, и я мог только смотреть на нее, пытаясь упиться тем фактом, что она тоже этого хотела. Что она, казалось, наслаждалась этим так же сильно, как и я, и что я нашел что-то, что могло бы удовлетворить тьму во мне, что не включало в себя причинение вреда кому-то другому на этот раз.
Я обвел ладонью место укуса, которое нанес на ее плоть, на несколько секунд, срывая еще больше стонов с ее губ и успокаивая
Второй звук, сорвавшийся с ее губ, заставил мою грудь вздыматься, когда она вскрикнула от удовольствия от удара моей руки, и когда я обвел ладонью нежную плоть, она бессмысленно прижалась ко мне, требуя большего.
Третий хлопок моей ладони по ней заставил ее выкрикнуть мое имя. Это слово прозвучало как благословение и проклятие, когда я обвел рукой место укуса и медленно выпустил ее золотистые локоны из другой руки, мои пальцы несколько мгновений массировали ее кожу головы, прежде чем я убрал их с ее волос.
— Тебе правда это нравится? — Грубо спросил я, ее ответ значил для меня больше, чем я хотел показать.
— Тебе действительно нужно задавать этот вопрос? — Она тяжело дышала.
Я снова привлек ее к себе, и она села верхом на меня в широком кресле, положив руки мне на грудь и проводя кончиками пальцев по надписи на моей татуировке.
Дни длинные, но ночи темные.
Наши взгляды встретились, когда она читала эти слова, и, казалось, между нами возникло тихое взаимопонимание.
Она прижалась бедрами к моему члену в безмолвной мольбе, и у меня было чертовски серьезное искушение сдаться и закончить это, но правила, которые она установила, с таким же успехом могли быть кандалами на моих конечностях. Черт, с таким же успехом она могла быть и у меня на члене. Правила были единственным, что сохраняло меня в здравом уме. Я бы никогда их не нарушил.
— Ты все еще собираешься наказать меня завтра за пластинки? — Тихо спросила она, ее глаза были настороженными, даже когда она прижалась к моему члену, а я обхватил руками ее бедра, чтобы взять под контроль ее движения.
— Считай, что ты наказана, — сказал я, сам удивляясь искренности своих слов.
Раньше я не мог придумать достаточно сурового наказания, чтобы сравниться с той болью, которую она причинила мне, уничтожив единственную ценную вещь, которую моя бабушка оставила мне после смерти. Она подарила мне тринадцать объектов недвижимости и значительное состояние, но пластинки были единственной вещью, которая действительно имела для меня значение. Нескольких минут, когда Татум передала мне контроль, было достаточно, чтобы утихомирить во мне эту ярость. Потушена так, как будто ее вообще никогда не существовало. И я изо всех сил пытался собраться с мыслями.
Она снова прижалась ко мне, и я застонал, сильнее сжимая ее бедра, так что она вообще не могла двигаться без моего позволения. Затем я посмотрел ей в глаза и медленно покачал бедрами так, что твердый член прошелся по ее клитору через нашу тонкую одежду.
Она застонала, когда я сделал это снова, и я начал задаваться вопросом, что именно считается прелюдией. Киан сказал, что она уточнила, что это означало прикосновение друг к другу под нашим нижним бельем, но я должен был подумать, что растирание ее вверх и вниз по длине моего члена, пока она не кончит, тоже будет считаться. Хотя, конечно, было заманчиво не обращать на это внимания, когда она снова застонала для меня.