Короли рая
Шрифт:
– Что я могу сделать для вас, госпожа? – Она внимательно наблюдала за ним, надеясь, что была права и он не трус.
– Я хочу поговорить с главарями мужчин без вождей, без пар. «Ночных людей». Мне нужна встреча.
Брови капитана приподнялись, затем нахмурились. Он сразу сказал, что ничем помочь не может. И даже если бы мог, это будет неприлично, ведь его дочери примерно одного возраста с Далой – что таким мужчинам нельзя доверять, и с какой стати ей вообще столь плохая компания?
– Твои сыновья, капитан… Пойдут ли они однажды по стопам
Он кивнул, хотя и медленно, и с осторожностью отвел голову назад.
– А если бы они не могли – если бы сбились с пути, оказались ранены, больны или слишком слабы и стали доходягами без семьи и надежды, – ты любил бы их меньше? Ты бросил бы их?
У него дернулся глаз, и Дала задалась вопросом, сколько из его родичей подходит под ее описание.
– Я знавала мальчиков, которые сбились с пути, – сказала она, смаргивая настоящие слезы и вспоминая о лежащем на полу Мише с вывернутой лиловой шеей. – И если я не попытаюсь принести милость богини таким пропащим душам, кто сделает это, капитан? Богатенькие дочки торговых королев? Эти Северные принцессы, не работавшие ни дня в своей жизни? Девочки, которые даже никогда не покидали улиц Орхуса?
Вачир отважился взглянуть ей в глаза, озираясь по сторонам, словно боялся, что за ним наблюдают. Затем он махнул со вздохом рукой и повел ее к своему дому.
Жилище располагалось южнее, за торговым кругом в центре Орхуса, в это время уже затихающим. Женщины и мужчины накрывали повозки или уводили их на ночь вслед за мулами, некоторые бросили в канавы овощи, по их мнению уже негодные для продажи. На Юге, подумала Дала, люди дрались бы за эту гниль.
Они с Вачиром прошли мимо того, что Дала приняла за ремесленные круги – мужчины и женщины месили глину такую темную, что она казалась почти черной, и обжигали ее в кирпичных печах с пламенем в оранжевых квадратных отверстиях – как будто спустились прямиком в яму Носса. Другие умельцы наматывали шерсть на веретена или пряли ее на ткацких станках, прислоненных к стенам домов, а кожаные навесы служили укрытиями от дождя. Жар и смрад, сопровождавшие эти труды, заставили Далу сощурить глаза и держаться ближе к капитану.
Тот провел ее через этот хаос к ларям, днища которых сочились солью или, возможно, песком. Вперемешку с ними располагались круглые скопления домов, построенных так тесно, что имели общие стены. Крыши сплошь были просто из соломы, как на Юге, с одиночными V-образными отверстиями для очага, вырезанными в центре, и сложенными возле лестниц деревянными досками для прикрытия. Дома эти выглядели дешево, но были столь же удобными или даже лучше, чем всё, где выпало жить Дале до подворья.
Вачир остановился здесь и снова оглянулся на уже почти опустевшие улицы.
Глубоко вздохнув, он рассказал о ночных сборищах сыновей-одиночек – людей, которые забивали скот, хоронили трупы или вывозили городские отходы в обмен на достаточное количество пива и вина, чтобы не думать о своем будущем. Он рассказал о «неизбранных» – либо лишенных вождя, либо бедняках, не имеющих ни почета, ни надежды на пару. Он поведал о беззубом несогласии, понятном всем, о безоружных бездельниках-бродягах, ненавидящих весь мир, но недостаточно для того, чтобы с ним бороться. По тому, как он говорил все это, было ясно: он считает таких мужчин глупыми, но опасными – и жалеет их.
– У них есть предводители? Ты знаешь, кто они?
Вачир кивнул и нерешительно перевел взгляд в направлении шума позади них. Она оглянулась и увидела группу тощих бородатых мужчин с молотками и пилами в руках. Завидев Далу, они перестали болтать и смеяться; их лица превратились в невыразительные маски. Войдя в круг, они поклонились и пробормотали: «Жрица», и Дала с капитаном кивнули в ответ. Когда они миновали ворота и разошлись по домам, капитан разжал челюсть.
– Прошу прощения, госпожа. Но что, по-вашему, вы способны для них сделать?
Дала резко повернулась к нему:
– Больше, чем ничего, капитан. Мне что, сдаться, потому что это трудно?
Он снова посмотрел ей в глаза и обратно на свой дом.
– Есть разные группы.
– Я начну там, где ты сочтешь лучшим.
Он погладил свою бородку, и вокруг его глаз собрались морщинки.
– Есть один золотарь по имени Бирмун. – Он убрал языком грязные волосы с губы. – К его словам прислушаются.
Дала поблагодарила его, и он согласился вновь поговорить с ней завтра или, может, послезавтра. Затем повернулся спиной, чтобы уйти, и замер, видимо только что осознав свою грубость. Развернувшись, он поклонился и сказал: «Хорошего вечера, Жрица», как будто мыслями был далеко.
Он был вдвое старше ее, но Дала смотрела на его сильные плечи, когда он уходил. Он назвал меня Жрицей, подумала она, не ученицей.
Она легкой походкой вернулась на подворье, не замечая заката и шумных городских улиц, и та же надежда, которую она внушила капитану, прорастала внутри нее, как сорняк.
Ночь прошла почти без сна. Дала вскочила с жесткой, плоской полки, которую здесь называли кроватью, и впервые переписывала книги с улыбкой, даже не вспылив, когда перед завтраком половину ее овсянки вывалили на круглую лужайку. Она выполняла рутинную работу и ждала весь день, неприкрыто шпионя за сменами караула и внимательно пытаясь сопоставить лицо каждого стражника с именем, вознамерившись узнать те, что ей неизвестны. Она следила за каждой пересменкой, глядя вслед каждому воину, покидавшему свой пост, – но капитан Вачир не вернулся.
Еще одну ночь Дала скоротала, ворочаясь с боку на бок, а утром выскользнула до солнца, чтобы увидеть лица ночных сторожей. Но так и не увидела Вачира.
Когда утренняя смена вновь пришла без своего капитана, Дала больше не могла терпеть и подошла к охране.
– Он болен, – сказал невыразительно и глухо старый ветеран со стены, а остальные проигнорировали Далу.
Тогда она спросила у воспитательницы, и сморщенная женщина подняла глаза от своих книг и списков, чтобы сказать: «Стражники разберутся сами» – таким тоном, будто ее лимон заставили жевать, затем жестом указала девушке на дверь.