Короли Вероны
Шрифт:
– Н-ничего, – отвечал Пьетро, вцепившись в одеяло так, что побелели костяшки пальцев. Зубы у него клацали, несмотря на духоту. – П-прос-сто д-дурной сон. Н-не волнуйся. С-спи.
Пьетро слышал, как Фацио снова улегся, дождался, пока дыхание мальчика станет ровным. Затем Пьетро спустил ноги с кровати на плиточный пол и уронил голову в ладони.
«Нервы, и ничего кроме нервов. Я боюсь завтрашней битвы – точнее, сегодняшней. Я не оракул, не прорицатель. Мои сны – просто сны».
Однако дело было в том, что этот сон Пьетро уже видел. Три
«Да, это знак. Знак того, что я слишком часто перечитывал поэму отца. „Ад“ въелся в мои мозги. К завтрашнему дню сон не имеет никакого отношения».
И все же, едва Пьетро опустил голову на подушку, в его ушах прозвучали последние слова Ческо из ночного кошмара: «Если Бог не поможет, то дьявол не подведет». Подходящая фраза для наступающего дня.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ
Пьетро разбудил свет, пробивавшийся из-под двери. Фацио проснулся первым и отворил дверь. На пороге стояли Морсикато и Баилардино, за их спинами теснились слуги. Доктор был в полном боевом снаряжении. Пьетро вскочил и усиленно замотал головой, стряхивая сон. Натянув бриджи, он спросил:
– Который час?
– До рассвета не больше двух часов, – отвечал Баилардино. – Пора одеваться и будить солдат.
Фацио подбежал к сундуку достать доспехи синьора, однако Пьетро жестом остановил его:
– Не сегодня, Фацио.
Пьетро указал на слуг, которые вносили другой сундук. Зажгли свечи, и Баилардино откинул тяжелую крышку. В сундуке оказались другие доспехи, старые, потертые. Сверху лежал шлем. Он представлял собой заостренный купол с бармицей. Под шлемом обнаружился нагрудник. И шлем, и нагрудник были из серебра, позолоченные; протравка соединяла желтое и белое в причудливый цветочный узор.
Увидев реакцию Пьетро, Баилардино усмехнулся.
– Безвкусная работа, да? Извини, придется тебе проглотить гордость и напялить это безобразие – по крайней мере на несколько часов.
Пьетро надел рубашку.
– Дело не в красоте. Как я это надену? Не иначе, доспехи сняли с великана.
Баилардино щелкнул пальцами, и слуги принялись закреплять на груди и спине Пьетро простеганные куски ткани.
– Ну, так еще куда ни шло, – буркнул Пьетро.
– Другой бы радовался, – подал голос Морсикато. – Сколько рыцарей погибли лишь потому, что у них не было дополнительной защиты.
– Сколько рыцарей погибли лишь потому, что перегнули палку, обеспечивая себе дополнительную защиту, – парировал Пьетро.
Закрепили нагрудник, затем гульфик, затем наголенники и налокотники. Фацио, помогавший синьору, спросил:
– Чьи это доспехи?
Баилардино улыбнулся.
– Эти доспехи сбросил с себя граф Винчигуерра Сан-Бонифачо, когда три года назад драпал из Виченцы. А Скалигер подобрал и припрятал. Когда захватчики
Фацио понимающе кивнул. Он слышал и видел достаточно, чтобы оценить ситуацию; слово «захватчики» не шокировало мальчика.
– Но почему доспехи графа надевают на вас, синьор? – спросил Фацио.
Пьетро потер ногу.
– Потому что и граф, и я оба хромые. Сидя верхом, мы оба кренимся вправо. Падуанцы должны клюнуть, и тогда мы победим гораздо легче.
Фацио с надеждой заглянул в сундук. Там больше ничего не было.
– А где же для меня доспехи?
– Для тебя никаких доспехов, и не спорь, – отрезал Пьетро. – Ты остаешься в палаццо. Не хочу отчитываться за твою смерть перед женой Скалигера. Лучше помоги-ка мне спуститься по лестнице.
Баилардино пожелал им удачи. Накануне решено было, что Морсикато присоединится к отряду Пьетро. Сам Баилардино хотел сделать то же самое, но Катерина сказала, что у падуанцев наверняка и в палаццо имеются шпионы. Если Баилардино исчезнет за несколько минут до «неожиданной» атаки, весь план пойдет насмарку.
Труднее всего оказалось отделаться от Меркурио. Пес чувствовал, что все пришло в движение, и рвался к хозяину. Но он был охотничьей собакой, не обученной находиться на поле боя. В конце концов пришлось запереть Меркурио в каморке без окон.
Когда Пьетро, Морсикато и Фацио выбрались из палаццо через черный ход, небо было еще темное. Поэтому, заметив у двери тень, все трое обнажили мечи.
– Кто здесь? – шепотом спросил Пьетро.
В ответ из горла тени вырвался знакомый скрежет:
– Арус.
Пьетро опустил меч, и мавр приблизился. На нем был наряд воина с Востока, куда более легкий, чем рыцарские доспехи, и, уж конечно, в отличие от них не производящий шума при движении. Пьетро вложил меч в ножны и пожал протянутую черную руку.
– Надеюсь, твой меч при тебе.
– Не волнуйтесь, сир Алагьери. Сегодня вы не погибнете.
Пьетро рассмеялся коротким нервным смешком, боясь поверить мавру и расслабиться раньше времени.
– Ты это из гороскопа узнал?
– Конечно.
– А я? Я не погибну? – забеспокоился Морсикато.
Мавр посмотрел на лицо, видневшееся в щель неописуемого шлема.
– Уж не докторова ли это борода? Простите, доктор, в ваш гороскоп я не заглянул.
– А мог бы и заглянуть, – пробормотал Морсикато.
– Спасибо на добром слове, – произнес Пьетро. – У меня сегодня сердце не на месте. Такой кошмар приснился…
Теодоро нахмурился.
– Ну-ка, ну-ка, что тебе снилось?
– Так, всякая чушь. – И Пьетро вкратце пересказал свой сон.
С минуту мавр молчал, затем произнес:
– Это из поэмы твоего отца. Спуск к реке в самом сердце битвы.
Пьетро не оценил начитанности мавра. Он чувствовал себя последним болваном.
– Я же сказал, всякая чушь.
– Помнишь поговорку о снах, что снятся перед рассветом?