Короли Вероны

Бликст Дэвид

Вдруг он осекся. Над головой грохотал гром. Молчание нарушил тихий голос Пьетро:

– Мой господин, вы же едва меня знаете. Зачем тогда?..

Кангранде просиял.

– А ты до сих пор не понял? Я хочу, чтобы ты остался при мне. Я сразу вижу человека, а ты, Пьетро, можешь быть очень полезен. Вот я тебя и соблазняю – сначала выдал свои политические планы, а теперь и личные тайны. – Он приложился к фляжке. – Твой отец выразил желание поселиться в Вероне. Ты когда-нибудь думал, чем займешься, когда странствия ваши прекратятся?

Пьетро глубоко вздохнул.

– Нет. Меня готовили в священники, но теперь я – наследник и должен выбрать что-то другое. А я не знаю, что мне выбрать.

Уголки губ Скалигера чуть дрогнули.

– Мы что-нибудь придумаем, даже не сомневайся. А пока ты можешь кое-что для меня сделать.

– Все, что угодно, мой господин.

– Убеди своего отца, что я не тот, кем он меня считает.

Пьетро покачал головой.

– В следующем томе вы у него будете ходить по воде, аки посуху.

– Как знать, может, и не буду.

Скалигер неловко помолчал, а когда заговорил, голос его звучал мягко.

– Пьетро, мне известно, кто я такой. Я одаренный человек, верно, – однако я не лучше большинства людей. Я недотягиваю до великих мира сего. Немного, но недотягиваю. Как жить, если тебя загодя превратили в легенду? Знаешь что? Если бы я действительно полагал себя избранным небесами, я бы в борьбе доказал свою избранность. – В глазах Кангранде появился лихорадочный блеск. – Я боролся бы всю жизнь, не щадя себя, только чтобы увидеть ее падение.

Ее падение? Пьетро догадывался, кого имеет в виду Кангранде. Однако предпочел держать свои соображения при себе. Слова «Мы едва пригубили вино» готовы были сорваться с его губ, когда он услышал тихое лошадиное фырканье. Они с Кангранде привязали своих коней достаточно далеко от часовни. За все время разговора юноша ни разу не уловил характерных для лошадей звуков. Лошадь, которая только что фыркнула, наверняка была совсем рядом – скорее всего, у входа.

Скалигер плотнее сжал рукоять меча – значит, он тоже слышал фырканье. Жестом он велел Пьетро замереть, а сам встал, держа меч наготове.

Под аркой возникла тень. В тусклом свете Пьетро разглядел плащ с капюшоном. Фигура в плаще была примерно на голову ниже Пьетро. Она вся подалась вперед, как бы защищая сверток, что прижимала к груди. В этом движении было нечто, неуловимо напоминавшее юноше Богоматерь Скорбящую.

– Донна Мария! – Капитан выпустил меч и поднялся навстречу женщине. – Вам не обязательно было приезжать самой.

– В таком случае удивлена не только я. Не ожидала, что вы приедете. – Голос из-под капюшона звучал с незнакомым акцентом. Пьетро не мог его идентифицировать. Похожий выговор у падуанцев, однако манера произносить слова отличалась изысканностью, падуанцам не свойственной. Вдобавок казалось, что итальянский язык для этой женщины не родной, хотя она успела его прекрасно выучить.

Кангранде шагнул к женщине, на ходу сняв с гвоздя плащ. Увидев Пьетро, женщина инстинктивно подняла руку, словно для защиты.

– Вы не один!

– Я подумал, свидетель может пригодиться. Его зовут Пьетро Алагьери – на случай, если он вам понадобится. – (Пьетро неуклюже поднялся и отвесил поклон). – Ему можно доверять.

– Неужели? Кстати, меня ждут.

Кангранде поклонился.

– Мы вас не задержим.

Неохотно синьора позволила Пьетро проводить себя к алтарю, подальше от входа. Капитан снял с плеч синьоры промокший плащ и, бросив его на скамью, закутал ее в свой, успевший просохнуть. Как ни темно было, Пьетро разглядел, что темные кудрявые волосы женщины заплетены в косы, перевитые жемчугом и причудливо сколотые на затылке. Она не поднимала головы, однако не потому, что была напугана. Нет, совсем не потому. Синьора не отрывала взгляда от свертка, который держала в руках… нет, на руках. Она держала его как…

Как младенца.

Это и был младенец. Самый настоящий. Пьетро даже слышал, как он гулит и причмокивает. Что происходит?

Кангранде и донна Мария уселись у алтаря, но не рядом друг с другом. Разговор их продолжался всего несколько минут, причем говорил в основном Скалигер. Раз или два он задал женщине вопрос, и она ответила, не отрывая взгляда от ребенка.

Пьетро не мог разобрать слов, да они и не предназначались для его ушей. Чтобы Кангранде и донна Мария не подумали, будто он подслушивает, юноша уселся от них подальше. Он по-прежнему старался переключить внимание с зуда в ноге, ощупывая деревянную скамью. Пальцы его наткнулись на некий предмет, видимо, застрявший в щели. Пьетро попытался извлечь его. Отсыревшая древесина поддалась, и через несколько секунд предмет очутился у юноши в руках. На ощупь это был довольно крупный диск.

Пьетро тайком поднес находку к свету. На одной стороне диска имелся выгравированный лавровый венок и слово PAX, на другой – крылатый шлем и какая-то надпись. Пьетро пришлось поработать ногтями, чтобы прочесть ее.

MERCURIO.

Примерно в миле от часовни вспыхнула молния, и в ее свете по стенам заплясали причудливые тени. Прогремел гром – казалось, над самым куполом, прямо у них над головами. Ребенок заплакал. Пьетро машинально спрятал монету в кошель. Женщина принялась шепотом успокаивать младенца, одновременно снимая с шеи сумку, в которой принесла его. Казалось, она снимает перевязь, поддерживающую раненую руку. Прижав ребенка к груди, она заворковала, запела, как заплакала. Затем поцеловала крохотное личико и передала сверток Кангранде, который, похоже, дождаться не мог, когда его получит.

Скалигеру пришлось возвысить голос, чтобы перекричать гром.

– Его уже окрестили?

– Да.

– И дали имя?

– Да. Его нарекли…

– Я знаю, как его нарекли. Мы дадим ему новое.

– Хорошо.

Женщина встала и подала Кангранде запечатанное письмо.

– Здесь все, что нужно.

Капитан спрятал письмо под дублет. Женщина резко повернулась и проследовала к выходу, не взглянув на Пьетро. Она сбросила плащ Кангранде и надела свой, еще мокрый.

Все так же стоя у алтаря, Кангранде спросил:

– Что ты станешь делать?

Женщина остановилась в дверном проеме. Она обернулась, и Пьетро решил, что теперь-то увидит, какого цвета у нее глаза. В глазах донны Марии отразилось пламя свечи, и они показались юноше неправдоподобно темными, почти черными.

– Что я стану делать? Я исчезну. Но я буду следить за ним.

– Если тебе когда-нибудь понадобится…

Она горько рассмеялась.

– К тебе я не обращусь.

– Я хорошо его воспитаю. Он ни в чем не узнает отказа. Даю тебе слово, Мария.