Корона Дейлмарка
Шрифт:
– Ты позволишь? – спросил он, покосившись на Морила.
– Если сможешь, – ответил мальчик. – Сейчас я принесу футляр.
Правая рука Венда прошлась по струнам, будто погладила голову животного. Он сыграл лишь несколько аккордов и арпеджио, но и этого хватило, чтобы Венд предстал совершенно в ином облике. На его лице появилась слабая, зато искренняя улыбка, оно ожило, исполнилось энергией, которой там и в помине не было несколько минут назад. А еще он теперь отчего-то казался выше и сильнее. В первый раз за то время, что Маевен была с ним знакома, он выглядел счастливым и… опасным.
«Почему же он не мог быть таким с самого начала? –
Количество обиженных росло! Девочка решила, что Навис был прав: Хестеван хотел получить квиддеру Морила. Когда же отряд тронулся в путь, она задумалась, почему старый менестрель вообще последовал за Норет, – очевидно ведь, что он ее очень не любит.
Передача квиддеры в другие руки удивительным образом сказалась и на Мориле. Если Венд шагал вперед и выглядел сильным и совершенно непохожим на себя прежнего, то Морил вел себя как мальчишка, которого освободили от уроков. Он вприпрыжку бежал рядом с Графиней, выкрикивая дерзкие и шутливые замечания Митту. Последний отвечал ему тем же, и они оба то и дело заливались веселым беспричинным смехом. Через некоторое время подростки решили ехать верхом по очереди. Когда же Графиня взбрыкивал, пытаясь сбросить незнакомого седока, смеху было еще больше.
Маевен одиноко ехала впереди, чувствуя себя покинутой и нелюбимой, слушая, как эти двое балагурили и смеялись в туманной дымке у нее за спиной. Наверно, владение такой вещью, как эта квиддера, – большая ответственность. Сквозь мысль упрямо пробивалось подозрение, что Морил и Митт дурачились из-за нее. «Меня заставили отправиться сюда и возглавить поход. И нечего разводить эту – как она называется? – паранойю».
И слово это как будто распахнуло некую дверь: в голове зазвучал знакомый глубокий голос, который, казалось, был порожден вновь начавшим сгущаться туманом.
– Ты правильно сделала, что не позволила певцу заполучить квиддеру.
Руки Маевен, сжимавшие поводья, вздрогнули. Она знала, что рано или поздно ей придется остаться в одиночестве и голос поймает ее. Мог ли это на самом деле быть Единый? Он говорил исключительно то, что ей хотелось слышать. Как-то уж очень это подозрительно! Но после того как ей пришлось увидеть внезапно возникшую из ничего могучую реку, у девушки появились иные мысли. Она чувствовала, что Единый может сказать ей что-нибудь совершенно неожиданное, что-нибудь такое, чего ей вовсе не хотелось бы знать. Нет, это, наверно, был некий призрак, порожденный ее собственным сознанием во время путешествия по зеленым дорогам.
– Тебе понадобится квиддера и мальчишка-менестрель, который будет на ней играть, – продолжал голос, – когда ты прибудешь на место и начнешь разыскивать корону.
Маевен очень не хотелось отвечать, но она все же уточнила:
– А как насчет чаши и меча?
– Южанин сумеет украсть для тебя и то и другое, – успокоил ее голос.
– Да ну? Неужели? Так же, как и кольцо? – спросила Маевен.
– Именно, – заявил голос. – Ты должна следовать моим советам, в противном случае не сможешь разыскать корону. И ни за
– Ладно. – Маевен натянула поводья и заставила лошадь убавить шаг, чтобы Навис и Венд смогли догнать ее. – Ладно. А теперь вам пора исчезнуть, ведь так?
Почти сразу же она услышала позади голос Нависа, выяснявшего у Венда, далеко ли еще до Гардейла. Тот отвечал, что ехать придется не меньше одного полного дня. Маевен заняла место рядом с Нависом и надеялась, что голос не заговорит с ней снова.
Туман становился все более плотным. Ближе к сумеркам путники сделали привал на одной из просторных холмистых полян. Возможно, здесь когда-то было поселение. Неподалеку от дороги нашлось сложенное из камней и спрятанное от ветра кострище, где Морил при помощи все того же угля развел веселый костерок. Маевен напомнила Митту о его идее приготовления маринованных вишен. Тот никак не мог заставить себя держаться как обычно. Как-то неестественно и развязно двигаясь и разговаривая, он извлек из повозки тонкие шампуры. Продолжая отворачиваться от Маевен, юноша принялся насаживать на них вишни, куски сыра и вяленого мяса, а потом пристроил все это над огнем. Напряжение ужасно угнетало.
При этом Митт пытался быть вежливым. Он поспешил согласиться с Норет, что неплохо было бы добавить к ужину тушеной чечевицы, но, впрочем, тут же постарался сгладить впечатление от излишней вежливости и снова принялся грубить. Митт и сам понимал, что ведет себя нелепо. При свете костра ему было хорошо видно расстроенное и озадаченное выражение на густо усыпанном веснушками лице Норет. Парень чувствовал, что она пыталась угадать, каким образом умудрилась оскорбить его, и, конечно, у него не было никакой возможности сказать ей об истинной причине, заставившей его вести себя таким образом.
«Не важно, в Гардейле я снова увижу Хильди», – успокаивал он себя. Почему-то он был уверен, что после этого все сразу наладится.
Пока чечевичная каша в горшке булькала, пузырилась и густела, Маевен попыталась отключиться от раздумий о Митте и решить, что же нужно будет сделать в Гардейле. Произнести речь? Да, она сказала Навису, что ее армия соберется сама, но ведь этот разговор состоялся на побережье. Теперь же они зашли далеко вглубь страны, где народу мало что известно о Норет. А главное – она понятия не имела, чего ей ожидать. Ей довелось съездить в свое время в Гардейл с тетей Лисс на экскурсию. Но ее мучило предчувствие, что никакой пользы от этой экскурсии ей сейчас ждать не стоит, и если она попытается вспомнить те впечатления, то они только собьют ее с толку.
Все расселись у костра, ожидая ужина. Венд вежливо спросил у Морила разрешения и снова заиграл на квиддере. Среди скал зазвучали ритмичные мелодии давно минувших дней. И отчего-то у всех исправилось настроение. Путники с большим аппетитом съели густую чечевицу и продымленные шашлыки Митта. Когда же с едой было покончено, Хестеван, ко всеобщему удовольствию, принялся рассказывать предания глубокой старины. В большинстве своем эти истории дошли и до того времени, в котором жила Маевен, но ей всего лишь довелось читать их в книгах. Это было совсем не то, что сидеть у костра и слушать, как Хестеван очень серьезно вещает с таким видом, будто все события древности происходили на самом деле. От этого истории внезапно ожили, сделавшись совершенно реальными. Маевен почти каждый раз вспоминала, чем должна закончиться очередная легенда, и все равно удивлялась, будто слышала все это впервые.