Корона и Венец
Шрифт:
От скуки занялся небольшим конным заводом бывшим при имении, и на удивление довольно быстро поднял дело.
Жил бирюком, избегал гостеваний у соседей и пирушек, осенних и зимних охот… А весь кураж выпускал несколько раз в год на ярмарках куда гонял табуны вместе со своими мужиками — такими же угрюмыми лихими людьми не боявшимися ни Бога ни черта — только своего дикого барина. Так дожил он до тридцати пяти без малого лет, пока однажды как то раз остановился поблизости от Антоновки табор цыганского барона Гурия Селиванова. А с ними — и младшая его дочь — Аглая. Хоть и не было той шестнадцати еще но уже прославилась она — не только как красавица
«Девять тысяч серебром давали — но я ж не дурак!» — приводила Вероника отцовские воспоминания… Жеребят от него по пятьсот без торга брали!»
Гнал наугад через ночной лес, в дикой безумной скачке — однако же настиг, отобрал нож за который та схватилась, и спутанную, стреноженную не хуже кобылы привез в усадьбу… Что случилось дальше — неведомо никому. Говорили одни что приворожила его ведьма цыганская а другие — что просто узрев при дневном свете несказанную красоту воровки вмиг влюбился в нее прежний дикий барин.
Но так или иначе — когда на третий день набравшиеся смелости табор пришел к воротам имения и отец Аглаи собрался просить смилостивится над непутевой дочкой обещая любой выкуп, Роман Степанович вышел ему навстречу под руку с бледной Аглаей облаченной в господское платье и сообщил что намерен жениться на его дочери и сам по этому случаю желает выкупить её из табора.
(При этом физиономия его была расцарапана, как если бы отставной поручик сразился с парой разъяренных кошек).
Остолбеневший «барон» потрясенно молчал минут пять а потом вдруг сорвал шапку и хлопнул ей оземь да и рявкнул так что кони присели.
— Я, барин, детьми не торгую! А если дочка моя тебе не для потехи нужна а для честной жизни — бери так! Но чтоб прямо сейчас обвенчался!
…Так Аглая, ставшая Аглаей Гурьевной Антоновой утвердилась хозяйкой Антоновки и сердца мрачного конезаводчика. Носила французские туалеты будто бы всю жизнь этому училась, вела дом не давая прислуге воровать, хотя иногда забывшись могла машинально есть с ножа…
Шло время, у Антоновых один за другим родились шестеро детей — четыре сына и две дочери. Все на редкость вышли люди приличные и разумные — старший сын обучался ветеринарному делу в Париже, готовясь стать отцовским воспреемником, средний пошел по коммерческой части, младший даже выбрал для себя духовную стезю поступив в семинарию… Военной карьеры правда никто не избрал — видать отцовский опыт отохотил…
Но вот ней — в Веронике видимо кровь разных народов смешавшись подобно вину с коньяком дала
А в семнадцать лет… В семнадцать она сбежала из дому — не с табором и не с проезжим офицером — как бы полагалось в пошлом водевиле а с баритоном из гастролировавшей в Костроме труппы.
Вернулась она через год — с разбитым сердцем и крошечной дочкой…
Как однажды рассказала Вероника, отец в тот день вышел к ней стоявшей на коленях у порога родного дома с ружьем — видать намереваясь своей рукой покарать блудную дочь. Но увидев ее, исхудавшую, в лохмотьях с младенцем на руках — бросил двустволку и разрыдавшись убежал в дом…
Явившаяся следом Аглая Гурьевна ругала, забывшись, Веронику по-цыгански и по-русски словами совсем неподобающим а в конце отхлестала по щекам… А потом забрав плачущую малышку принялась ее укачивать…
…В то время у соседей Антоновых гостил родственница Оболенских-Нелединского знавшая о том что Вдовствующая Государыня набирает новых фрейлин, и хотя как будто столь явно скомпрометированная девица и не могла даже формально вступить в число их — написала мадам Нелединской о необыкновенно красивой девушке которая при этом надежд на замужество не имеет и вообще для неких обязанностей по-видимому вполне пригодна.
И вскоре в дом Антоновых пришло письмо из Ведомства Императрицы Марии с приглашением Веронике приехать в Петербург для получения вспомоществования…
Глава 3
…Шум у двери и звук упавшей мебели прогнали мысли о чудесной женщине пристроившейся рядом.
Вскочив с постели Георгий с недоумением смотрел на женскую фигурку в лисьей шубке у дверей той самой потайной лестницы.
— Ольга?! — он машинально прикрылся простыней.
— Да ваше величество! — сообщила баронесса фон Мес. Это я.
— Как ты тут оказалась?
— Приехала на извозчике из Царского Села…
— Да? — с некоторой растерянностью кивнул Георгий. А…
— А ваши люди внизу, государь, пропустили меня ибо уже знают что мы с вами друзья… — с той же улыбкой ответила Оля.
Не смотрите на меня так Вероника Романовна — между тем так же мило улыбаясь продолжила Ольга с некоторой опаской надо сказать взирая на выбравшуюся из постели Веронику.
Лицо у той было недоумевающее злым — того и глади по примеру диких цыганских предков вцепится в волосы конкурентки… Просто… я подумала что этот дворец хоть и мал но уж для трех тут места хватит — и указала на разобранную постель.
А потом принялась раздеваться…
Вероника посмотрела на нее, затем вдруг в полной растерянности села на постель и зачем то натянула на себя лежавшее на полу одеяло…
А Георгий Александрович Романов, Император всероссийский, царь Польский, государь Туркестанский и прочая и прочая все еще не знал как ему себя вести дальше. Вызвать слуг и вывести невесть что задумавшую баронессу, а может быть как ни в чем не бывало одеться и попрощаться с дамами?
Но так ничего и не решил — предоставив в конце концов всему идти как шло.