Корона последней принцессы
Шрифт:
Никодим взял на руки новорожденную принцессу, поцеловал ее в белый лобик, перекрестил и сказал:
– Вижу, судьба у нее будет непростая, на челе написано. Однако она станет известной на весь мир. О ней будут говорить очень долго!
Мария, не стесняясь слез, держала за руку короля и приговаривала по-английски:
– Джордж, этот человек святой! Его нам послал Господь! Запомни: на то воля Божья, и мы не должны ей противиться. Только ему мы и можем доверять. Он спас меня! Ах, как же я счастлива!
Старец, поцеловав девочку, отдал ее нянькам. Королева
Королева шепнула Никодиму на ухо:
– Я хочу, чтобы ты снова носил меня на руках! Потому что я была от этого в сущем экстазе! Но не сейчас, а потом, потом… Приходи к нам завтра…
Никодим понятия не имел, что значит мудреное слово «экстаз», однако усвоил – королева желает его видеть. Да и король тоже был к нему доброжелательно расположен. Только главная в семье – конечно, она. Его величество слаб и пуглив. А вот ее величество настоящая гром-баба. И весьма соблазнительная, как отметил про себя Никодим.
Вечером того же дня в столичном особняке гофмаршала барона Чучеля проходил журфикс, на котором присутствовали несколько самых близких и доверенных лиц. Кроме самого барона, присутствовали его старший сын (такой же, как и папенька, высокий и унылый тип с проплешиной), а также профессор Вадуц, лейб-медик короля и королевы, и графиня фон Киттлиц, та самая, что была исцелена старцем от рака.
Избранное общество находилось в Малой гостиной, пило какао, поглощало восточные сладости и беседовало. Из соседних комнат доносились женский визг, хохот, там орал патефон – играла веселая музыка, знаменитый шансонье выводил фривольные куплеты.
Графиня поморщилась:
– Мой милый барон, нельзя ли урезонить этого субъекта?
Чучель, прихлебывая какао из тонкой чашки мейсенского фарфора, ответил:
– Дорогая графиня, пусть веселится. Ему есть что праздновать, да и нам тоже. Еще бы, операция прошла как нельзя лучше!
Сын барона, крестник графини, поинтересовался:
– Отец, а когда он заведет с королем речь о том, что генерал Зорич плохо справляется с ролью диктатора и что его надо сменить?
Барон вздохнул, отправил в рот кусочек рахат-лукума и пояснил:
– Всему свое время! Если наш Никодим сразу заведет об этом речь, король насторожится. Пусть Любомировичи к нему привыкнут, пусть он станет для них наркотиком. Придется подождать, возможно, полгода, возможно, целый год. Но игра стоит свеч!
Сынок барона нетерпеливо передернул плечами:
– Но я хочу поскорее стать диктатором, отец!
– Станешь, – успокоил его гофмаршал. – Но не торопи события! Потому что Никодим будет нам и в другом полезен. Я видел, каким плотоядным взором окидывала нашего святого старца ее величество! Она – как воск в его руках!
Графиня, обмахиваясь веером из страусиных перьев, произнесла томно:
– Да, он видный мужчина. Должна признаться, мои милые, что в сексуальном отношении наш Никодимушка даст фору любому гусару. Я ведь знаю, о чем говорю!
Графиня фон Киттлиц звонко рассмеялась. Барон, чуть поморщившись, довольно потер руки:
– Все прошло как по нотам! Благодаря вам, профессор!
– Для меня было сущим пустяком больше не добавлять королеве в питье капель. – Профессор Вадуц хитро улыбнулся. – Однако одним этим ее чудесное выздоровление объяснить нельзя. Я же врач и знаю, что она в самом деле находилась между жизнью и смертью. И Никодим спас Марию!
– Он и правда кудесник, – произнесла шаловливо графиня и указала пальчиком на свою грудь. – С этим он умеет управляться как никто другой!
– Ну что же, графиня, вы на редкость хорошо справились с ролью мнимой больной, – похвалил ее профессор. – И фотоснимки ужасной опухоли великолепны.
– Я нанял театрального гримера, – обронил барон Чучель.
– Только мне пришлось долгие недели торчать дома, лежать в кровати и разыгрывать из себя умирающую! – произнесла недовольным тоном графиня. А сын барона не преминул напомнить ей:
– Но ведь ты, крестная, в постели была не одна, а вместе с этим жеребцом Никодимом…
Графиня хихикнула, обмахнула свой бюст веером и призналась:
– Что верно, то верно, дорогой мой крестник! И мне показалось, будто я была в раю! А все в столице считали, что я вот-вот скончаюсь от рака. Смешно!
Барон Чучель надул губы:
– Милая графиня, прошу избавить нас от ненужных подробностей! Однако этот мужик – тот, кто нам нужен. Он поможет нам не только получить все то, что нам причитается, но и сверх того. Король Георгий, как знает каждый из нас, не способен управлять страной, поэтому надо взять власть в свои руки. Пусть его величество сидит на троне… в качестве нашей марионетки.
Присутствующие переглянулись. В этот момент двери гостиной распахнулись, и ввалился старец Никодим. Только он был вовсе не в рясе, а в малиновой рубахе, расстегнутой до пупа, и в скрипучих сапогах. На шее у старца висела полуголая девица.
– Портвейна нам еще! И того винца, которое шипит и бьет из бутылки! Как, бишь, оно называется… – Святой человек задумался.
Барон нажал кнопку электрического звонка, явился вышколенный лакей, и Чучель приказал ему:
– Принеси-ка из подвала еще портвейна и шампанского.
А потом обратился к Никодиму, который был заметно под мухой:
– Учти, тебе завтра с утра во дворец. И если от тебя будет разить спиртным…
– Не будет! – поклялся старец и шлепнул девицу по заднице. – У меня, батюшка, есть редкая черта – могу пить и пьянеть, а потом усилием духа становиться за полчаса трезвым аки стеклышко. На меня можно положиться!
Барон велел сыну проводить Никодима и его подружку, и когда двери закрылись, произнес:
– Он пьяница, бабник и хвастун. Однако обладает определенным даром. Не ведаю, каким именно, но мне, собственно, без разницы. Важно, что при помощи своего дара он поможет нам стать самыми могущественными людьми в королевстве.