Корона последней принцессы
Шрифт:
Феликс, молодой человек девятнадцати лет, долго хмурился, слушая путаный рассказ сестренки. Затем поцеловал ее в лоб и сказал:
– Я сам с лакеями поговорю, Василиса. Значит, они тоже вели речь об интригах Чучеля? Я так и думал, старая крыса все подстроила! А чертов старец исполняет его приказания!
Затем у Феликса было бурное объяснение с родителями. Василиса слышала, как они кричали друг на друга по-английски, потом по-французски и под конец перешли на герцословацкий – Феликс намеренно так сделал, чтобы королева, знавшая язык плохо, не могла активно возражать ему.
– Поймите же
Феликс вставил что-то по-английски, и тотчас раздался звук звонкой пощечины. Королева Мария прокричала:
– И это говорит мой собственный сын? Если старец и позволяет себе такое, то всякие там шлюшки должны радоваться! Потому что на них снисходит Божья благодать!
Все закончилось тем, что были арестованы те самые два лакея – именно их обвинили в попытке покушения на жизнь короля. Старец Никодим заявил, что ему был вещий сон: данные субъекты являются революционерами, они желали устранить его величество. Лакеев казнили.
Наступали унылые, тревожные времена. Война превратилась во вселенскую катастрофу, дядя Адольф напал на Советскую Россию, и, судя по всему, дела у него там шли далеко не так, как он себе представлял. В Герцословакии ввели карточную систему, так как продуктов не хватало – большую их часть забирали немцы. Но во дворце царило прежнее изобилие. Правда, по причине военного положения приемы и балы были давно отменены.
Василиса росла. И была не по годам умной девочкой. Любомировичи вращались в своем крошечном мирке, потому что родственники, как ближние, так и дальние, давно их уже не посещали. Заглядывала иногда принцесса Зоя, младшая сестра короля, тетка Василисы, однако старец Никодим не жаловал ее, говорил, что у Зои дурной глаз. Да и королева не любила золовку. Когда стало известно, что Зоя сбежала в Англию, где вышла замуж за тамошнего герцога, Мария заявила:
– Она предательница, переметнулась на сторону британцев, в то время как фюрер ведет с ними войну. Больше, Джордж, у тебя нет сестры!
Зато во дворце постоянно терся старец Никодим, а также его жена и детишки. Старец объяснил, что Господь, явившись к нему, позволил жениться и завести потомство, ведь род людской должен плодиться и размножаться. Королевского исповедника, митрополита Филарета, который назвал это ересью и грехом, тотчас выпроводили взашей и назначили на его место другого, который лебезил перед старцем, целовал его руку и называл «наш святой».
Супруга старца была дебелой белолицей особой, она говорила на ужасном наречии, которое мало кто понимал. Она обожала парижские туалеты и драгоценности, которых у нее уже была куча: королева сама одаривала ее фамильными украшениями.
У старца имелся и выводок детей, причем получалось, что появились они на свет задолго до того, как Господь разрешил ему завести семью. На это обратил внимание родителей и Феликс, а также его брат Кароль, второй по старшинству принц. Но все закончилось тем, что по наущению Никодима двух принцев услали в один из дальних гарнизонов нести военную службу.
Была у старца дочка, такая же, как и мамаша, рыхлая и пузатая особа, которая только и знала, что пожирать черную да красную икру, лопать сладости и упиваться вдрызг, причем девчонке было всего шестнадцать. Имелся у Никодима и сынок Боян, великовозрастный, с франтовскими усиками и большими красными оттопыренными ушами. Вообще-то по возрасту ему полагалось служить, но старец сумел сделать так, чтобы чаша сия его чадо миновала. Вместо службы в армии старший сыночек сочетался браком с младшей дочуркой барона Чучеля, костлявой старой девой лет сорока.
Любимым ребенком старца был Никодимушка, парниша семнадцати лет от роду, с вечно глупой улыбкой на изрытом угрями лице. Никодимушка не вынимал пальца из носа, пускал прилюдно газы, хохотал, гыкал и лапал придворных дам.
Как-то родители призвали к себе Василису – ей было в то время двенадцать с небольшим – и заявили, что пришло время для серьезного разговора. В кабинете короля находились, помимо них, старец вместе со своим Никодимушкой.
– Василиса, – произнес мягко отец по-английски, – ты ведь уже большая девочка и должна понимать, что судьба принцессы зависит от государственного резона. Настала пора подумать о твоем будущем. Через несколько лет тебе предстоит сделаться замужней дамой…
– И мы уже нашли тебе превосходного жениха, дочка! – перехватила эстафету матушка. – Он лучше любого зарубежного принца и наследника престола!
Королева указала на Никодимушку, самозабвенно изучавшего крючковатым пальцем недра своего длинного и загнутого книзу, как и у старца, носа. Василиса с отвращением взглянула на увальня. Она должна стать его женой?
Старец приблизился к принцессе и пророкотал:
– Милая моя, мы не будем спешить. Объявим сейчас о вашей помолвке, а свадьбу сыграем, когда тебе исполнится шестнадцать.
Жених подошел к Василисе и попытался поцеловать ее в щеку, но принцесса увернулась.
– Я не хочу становиться его женой! – заявила она родителям по-французски. – Ни за что и никогда!
Лицо королевы тотчас покрылось пунцовыми пятнами, и Мария завопила:
– Что ты говоришь, Василиса? Ты пойдешь за Никодимушку, это уже решено! Или ты больше нам не дочь!
Отец виновато посмотрел на Василису, и она заметила, как сильно трясутся его руки. То, что король Георгий частенько прикладывается к бутылке, было секретом Полишинеля.
Принцесса выбежала прочь из кабинета отца, заперлась у себя в покоях, кинулась на кровать и зарыдала. Мало того, что ее тошнило от одной мысли о том, что сынок старца станет ее мужем, так еще и родители готовы отречься от нее, если она проявит строптивость!
О помолвке принцессы Василисы и Никодимушки было объявлено на следующий день. Придворные, которые давно уже ничему не удивлялись, все же были потрясены до глубины души. Какой неслыханный мезальянс – принцесса королевской крови сочетается браком с деревенским увальнем, сыном старца!